Завтра пораньше с утра убери комнату и повесь гардины. Про зеркало скажешь, что оно разбито случайно.– Хорошо, сеньор!..– Можешь идти.
Когда горничная вышла, Луис приблизился к Фани со шприцем и стерильным раствором в руке. При виде шприца в глазах ее сверкнула дикая радость.– Ты сумеешь сделать укол? – спросил он.Мысль самому вонзить иглу ей в тело была ему отвратительна.– Да, конечно, – прошептала она.– Сколько сантиграммов?– Тридцать.Луис содрогнулся. Эта доза вполне могла бы убить здорового человека, но для нее она была нормальной. Он отмерил нужное количество, подал ей шприц и вату, смоченную спиртом, и отвернулся. Он не хотел видеть, как она вгонит иглу себе в бедро или в руку. Когда он снова повернулся к ней, она уже отложила пустой шприц на тумбочку и откинулась на подушку. Усилие утомило ее, но все же она нашла в себе силы посмотреть на Луиса с признательностью и произнести по-испански чуть слышное gracias. Спасибо (исп.).

Через несколько минут морфий начал действовать, и она погрузилась в блаженное забытье. Луис знал, что для нее это было возвратом к нормальному самочувствию. На ее мертвенно-бледных щеках проступили розовые пятна, потом они разлились по всему лицу, а ее заострившиеся черты смягчились, и лицо приняло счастливое, мечтательное выражение. Она оставалась в таком состоянии около получаса, потом приподнялась, опершись локтем на подушку, и вперила в Луиса глаза, все еще холодные и тоскливые, но какие-то умиротворенные, в которых не было и следа прежней дикой истерии и кровавого пламени. Она еще раз слабо произнесла gracias, и Луис подумал, что, наверное, так она говорила и смотрела с северным спокойным холодком в голосе и в глазах давно, много лет назад, когда была совсем молодой девушкой. Больше она ничего не сказала, опустилась на подушку и заснула, а Луис вышел, предварительно убрав морфий и шприц в тумбочку возле ее кровати. III На другой день Луису захотелось как можно скорей увидеть Фани Хорн. Но он не стал звонить ей по телефону, боясь нарушить ее полезный и укрепляющий сон. Чтобы как-то убить время, пока она, по его расчетам, не проснется, он отправился в Ретиро и выпил кофе в баре «Флорида». Потом погулял в парке, наблюдая, как бесчисленные стайки испанских детей, которым предстояло заместить жертвы революции, играют в аллеях в мяч и бегают с обручами. Когда он вернулся в отель, ему передали, что англичанка спрашивала о нем и недавно ушла. Его удивило, что Фани Хорн сама им интересуется. Но может быть, она просто хочет сказать ему несколько сухих слов благодарности. «Я увижусь с ней за обедом в ресторане», – подумал он. И так как было всего одиннадцать часов, он решил пойти в Прадо.В музее он стал бродить по залам среди портретов королей и святых, на лица которых нельзя было смотреть без ужаса, потому что у всех было почти одинаковое выражение грешников, истерзанных мыслью о боге и загробном мире. Студенты из академии бездарно копировали полотна великих мастеров, а редкие посетители – провинциалы и иностранцы – с невежеством профанов подходили вплотную к картинам, чтобы прочитать подписи.Дойдя до Веласкеса, он с удивлением увидел Фани Хорн, сидевшую спиной к нему на диване в середине зала. Она внимательно рассматривала картины кисти великого мастера.– Ты здесь? – спросил Луис, приблизясь к ней и слегка коснувшись ее плеча.– Hombre! – вскрикнула она, оборачиваясь, и протянула ему бледную, точно мрамор, руку.Ее восклицание было приветливым, непринужденным и даже радостным. Теперь все в пей дышало элегантностью и кокетством, и только царапины на лице еще напоминали о ночном припадке. В глазах играл мягкий изумрудный свет. От глубокого сна, ванны и утреннего укола морфия она порозовела. На ней был другой костюм, более светлый, и это подчеркивало нежные акварельные тона ее белокурой головки.– В сущности, я тебя ждала, – сказала она.– Правда? – удивленно спросил Луис.Оглядев ее лицо, изящные и нервные очертания лба, шеи и ноздрей, он вдруг осознал, что она редкостно красива.– Ты часто приходишь сюда, – объяснила она. – Я видела тебя несколько раз. Тебя легко запомнить.– В этом вся трагедия.– Почему?– Потому что полиция тоже легко меня запоминает.– Ты и сейчас боишься? – спросила она насмешливо.– Нет.– Мне будет жаль, если тебя теперь поймают.– А мне еще, больше. Но здесь это абсолютно исключено.Луис улыбнулся самоуверенно, а она вдруг посмотрела на него с мрачной и напряженной серьезностью.– Надеюсь, тебе лучше, – сказал он и сел рядом с ней.– Мне почти совсем хорошо, – подтвердила она горько. – Спасибо за пакет. Ты джентльмен, и я могу принять его в подарок, если ты настаиваешь, чтобы я за него не платила.– Я настаиваю, чтобы ты за него не платила.– Потому что у меня нет денег, да?– Мне осточертела твоя гордость.– Это единственное, что у меня осталось.– Показывай ее другим.– А почему не тебе?– Потому что мы оба люди конченые.– Ты не конченый, – промолвила она задумчиво. Потом спросила: – Кто ты такой, в сущности?– Тот, кем кажусь. Уголовник.– Ты умеешь быть жестоким!– Смотря по обстоятельствам.– Ты прав. Почему ты не раздавил меня до конца?– Мне понравилась твоя твердость.– Твой поступок – признак силы. Когда-то я не ценила это качество в людях, поэтому теперь я развалина.– Что ты хочешь этим сказать?– Ничего… – проговорила она, не отводя рассеянного взгляда от портретов. Потом обратилась к нему с живостью: – Сегодня утром я спрашивала о тебе в отеле. Как видно, тебе удалось, сойти за аристократа. Не дерзко ли?– Дерзко, но забавно.– Как мне тебя называть?– Как все: дон Луис Родригес де Эредиа-и-Санта-Крус.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95