...Марию выписали домой, когда выпал первый снег. Она очень изменилась - уже не куталась в свой неизменный бабий платок, стала неожиданно прекрасной, словно освещенная внутренним светом, даже прихрамывала меньше.
Чепиков сначала испугался такой резкой в ней перемене; безуспешно отыскивал для объяснения этого всяческие причины, не смея думать и все же надеясь, что именно он, Иван Чепиков, немолодой, усталый человек, является тому причиной.
О любви между ними не было сказано еще ни одного слова. Но Мария казалась ему лучшей из всех женщин, встречавшихся когда-либо. И Чепиков уже не видел ее физического недостатка, а если иногда и замечал, то ему думалось, что прихрамывает она не очень сильно и даже как-то мило. И понял, что жить без Марии уже не сможет.
Он женился, достроил хату... Но вскоре совместная жизнь потекла нелегко, особенно после того, когда у Марии родился мертвый ребенок.
С того времени и началась беда. Мария часто без причины плакала, нервничала. Не один раз, возвратившись вечером домой, видел, как она стоит на коленях и молится...
Когда это случилось впервые, он сделал ошибочный шаг, последствия которого не мог предвидеть. В тот раз, увидев ее на коленях, он ничего не спросил, не рассердился даже, а просто рассмеялся. Мария замолчала, сжав губы, повернулась к нему и смерила гневным, презрительным взглядом.
Потом между ними встал Лагута. Собственно, Лагута всегда был рядом. Теща, Степанида Яковлевна, наведывалась к нему и не переставала повторять, что в тяжелое время сосед не отказывал в помощи. С каждым днем Чепиков все больше чувствовал, что Мария отдаляется от него и замыкается в себе...
Лента воспоминаний оборвалась. Чепиков понемногу трезвел и, решив, что должен во что бы то ни стало найти жену, тяжело поднялся с дивана и вышел из дома.
III
После некоторого колебания прокурор дал санкцию на обыск у продавщицы сельмага Ганны Кульбачки. Поскольку начальник отдела борьбы с хищением социалистической собственности майор Кузнецов заболел, с оперативной группой поехал капитан Бреус.
Обыск у Кульбачки длился уже свыше двух часов, но ни крупных сумм, ни золота, ни других драгоценностей обнаружено не было. Подтвердилось только то, что Ганна торгует самогоном и разведенным спиртом: в подвале нашли несколько бутылей этого зелья да канистру спирта и спиртометр, с помощью которого она измеряла крепость разведенного спирта. Кроме того, нашли пять овечьих шкур - товар, который Ганна скупала в селах и время от времени отвозила в город на продажу.
Хотя обыск происходил без лишнего шума, весть о нем сразу облетела Вербивку, и не успели сотрудники отдела борьбы с хищением социалистической собственности закончить свою работу, как во дворе собрались люди. Больше всех здесь было женщин, которые смело давали советы и бросали в адрес Кульбачки въедливые реплики. И как ни старался милиционер выпроводить всех за ворота, некоторые все равно пробирались под самые окна.
- Доигралась Ганка, доторговалась!
- Отольются ей детские слезы...
- Тетрадь заветную ищут!
- Пьяницы обрадуются такой пропаже... Есть такие, что на целую корову в нее записались...
- Тетрадку у нее давно забрали, - подсказал кто-то, лучше осведомленный. - Теперь, верно, золото ищут.
Сидя посредине комнаты и наблюдая, как инспектор отдела изучает старые накладные, капитан Бреус заинтересовался ящичком, который вытащили из шкафа и в котором было много всякой мелочи.
Ганка скорбно сидела в углу и, казалось, не поднимала глаз; на самом же деле она настороженно следила за ходом обыска. А тут будто прикипела взглядом к капитану, который с удивлением доставал из ящичка жестянки из-под халвы, монисто, связки ключей.
- Чего только у вас тут нет, гражданка Кульбачка, - покачал головой Бреус.
- Все мое, - сухо сказала Ганка. - Богатство не земное копила, а сокровище небесное. Оно в сердце человека и вам не откроется.
- Уж кто-кто, а я вас немножко знаю! Псалмами не отговоритесь...
Они и впрямь знали друг друга и давно были словно два противоборствующих лагеря. Ганка помнила Бреуса еще молодым лейтенантом, участковым в Вербивке. Не раз они схватывались тогда, и Кульбачка хорошо изучила вспыльчивый характер этого, как она говорила, "турка", которого нельзя было умаслить ни дорогой водочкой, ни комплиментом, ни притворной покорностью. Много хлопот доставляла ему она со своими постоянными клиентами. Только ведь и Бреус их не жаловал.
Конечно, если бы с Кульбачкой случилась беда и кто-нибудь угрожал бы ее жизни или позарился на ее имущество, то он, Бреус, по служебному долгу, не жалея ни сил, ни здоровья и даже самой жизни, встал бы на защиту пострадавшей. Но поскольку, по его мнению, сама Кульбачка была сейчас источником повышенной опасности для общества, постоянным нарушителем закона или, во всяком случае, личностью, которая способствовала правонарушению, он считал ее своим противником и готов был решительно бороться с ней.
- Все откроется, - иронически продолжал капитан. - Думаю, что найдем здесь и земные неправедные богатства.
- Уже нашли, - горько проговорила Ганка, - забрали мою долговую тетрадь, теперь ищи-свищи ветра в поле. Но ведь деньги не мои - казенные. Людям добро делала! - вздохнула она. - Сказано: не делай добра - не принесешь себе зла. Один только спаситель за добро благо дает...
Во двор, где толпились люди, Ганка не смотрела. Возможно, даже не слышала реплик, которые бросали односельчане, словно ей уже все было безразличным. Сидела безвольная, будто покорившаяся, и, казалось, готова была помочь обыскивающим заглянуть в самые тайные уголочки своего дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76