- Заметили, Зоя Анатольевна, Андрея в тот момент, когда он остановился возле хаты Чепиковых?
- Нет, - покачала она головой.
- Ну вот, - заключил Коваль. - Там мог стоять третий, убийца...
- Но Юрий говорил, что стреляли с близкого расстояния... И тогда светила полная луна. Падал свет из окна. Я бы увидела.
- Свет из окна далеко не падал. У Лагуты была только керосиновая лампа...
Вместе с шофером они вернулись к машине. Через несколько минут подъехали к дому матери Зои Анатольевны на противоположном конце хутора.
II
...Сейчас Марии было особенно тяжко. На душе накопилось столько горечи и обид на мужа, который не понимал ее и все больше отдалялся. И в Черкассы она поехала, несмотря на его запрет. Отправилась тайком, неправдой, да простится ей, ибо это во спасение. Теперь у нее одна надежда - господь бог, и она раскрывала ему свое сердце.
...Охваченная общим возбуждением, одуревшая от воплей вокруг и собственного крика, Мария стояла на коленях с высоко поднятыми скрещенными руками и ощущала себя летящей над черной бездной. Белые язычки свечей виделись ей яркими звездами далеких миров, мимо которых она парила невесомая, широко раскинув свои гигантские крылья. Ветер свистит в ушах, вертит ее во мраке, но вот звезды расступились, и в светлом сиянии перед ней предстал всевышний. Она говорила с ним, захлебываясь словами и криком, изливая ему свою боль, высказывая горькие жалобы. И когда выплеснулась, освободилась от душившей ее тяжести, господь благословил ее своей улыбкой - солнечным сиянием...
Молящихся, которые постепенно приходили в себя после такой экзальтированной "беседы с самим богом", Федора и брат Михайло одного за другим выпроваживали из дома.
Только Мария никак не могла прийти в себя после нервного потрясения. Она долго лежала, уткнувшись лицом в пол, ее потное тело продолжало вздрагивать, белая длинная рубашка вздернулась.
Брат Михайло и Федора подняли Марию и отнесли в ту самую комнатку, где она когда-то останавливалась с мужем.
Мария никак не могла понять, где она, когда вдруг проснулась в полутьме на чужой кровати.
Сначала показалось, что вознеслась в мир, где "несть ни радостей, ни печали", и обрадовалась этому. Потом удивилась кровати с такими же железными прутьями и чуть поблескивающими никелированными колпачками на спинке, с такой же периной, одеялом и подушками, как на грешной земле, откуда ее вознес к себе всемогущий и всеблагий.
Она поднялась, ступила босыми ногами на холодный пол, ударилась об угол шкафа и, ощутив боль, разочарованно подумала, что находится в прежнем мире, где единственным спасением от греха является ее искренняя вера и служение богу.
Услышала вдруг доносившийся откуда-то приглушенный говор и узнала низкий, хрипловатый голос брата Михайла. Значит, она все еще в его доме?..
Неслышно ступая босыми ногами, скользнула по коридору и чуть-чуть приоткрыла дверь в комнату. Увиденное заставило ее замереть на месте. За широким столом, с едой и вином, пировали двое. Воздух в комнате был насыщен водочным перегаром.
Мария не сразу поняла, что происходит. Удивилась: откуда взялся здесь брат Петро? Ведь на молении его не было. Но эта случайная мысль тут же потонула в море других.
Они пьяны! Духовный наставник и божий человек! Разве это возможно? Почему они пьют сатанинское зелье - брат Михайло и брат Петро?
Мария зажмурилась, надеясь, что через миг страшное видение исчезнет. Ведь брат Михайло вместе со всеми только что говорил с Иисусом Христом. Как же господь допустил такой грех? А что твердили ей брат Михайло и брат Петро? "Презирай земные радости, очищайся от вечного греха, иди к святой жизни, непрестанно обращайся к всевышнему!"
Она считала их непорочными, святыми, чуть ли не богами! Так кого же она сегодня видела, с богом ли говорила?
Открыла глаза. Всегда краснощекий, брат Михайло от вина и духоты раскраснелся еще сильнее, его круглое лицо плыло перед глазами Марии большим кровавым пятном.
Брат Петро пил мало, зато старательно подливал хозяину дома. Он сидел боком к дверям, и Мария видела только благообразный аскетический профиль, лысину и большое ухо, которое шевелилось, когда Лагута жевал.
Мария застыла возле двери, не решаясь ни открыть ее полностью, ни закрыть.
- Разгоню я всех этих блаженных, - услышала она голос брата Михайла. - Осточертели они мне, Петро... Накличут беду, наведут милицию.
- Наоборот, - убеждал Лагута, продолжая жевать. - Твои блаженные настоящая крыша. Милиция не очень любит вмешиваться в дела верующих. А если что-нибудь... Можно поднять такой шум, что и в Москве услышат. И не только в Москве... Они нам одно - спекуляция, воровство, а мы им на весь мир - страдаем за веру, за свободу совести!..
Уже крепко подвыпившему брату Михайлу понравились последние слова Лагуты, и Мария увидела, как широко он улыбнулся.
- Конечно, за свободу совести, именно... - с удовлетворением проговорил он. - Я только за свободу. И чтоб по совести... А не задаром... А вот ты меня обижаешь, Петро. Обещал молодку, а где она?.. Я тут как сторожевой пес: передачи для тебя принимаю, прячу и перепрятываю. За них знаешь что может быть - строгий режим до скончания века... Это разве по совести?
- Дом тебе кто купил? Я купил! Такое в твоей жизни часто бывало? Забыл, как без копейки в кармане торговал булочками в порту?
- То была временная зона...
- Так что благодари бога нашего...
- А зачем ты мужа той дурноватой сюда прислал? Продаст он, вот увидишь.
- Иван Чепиков - моя забота. Прислал, значит, нужно. И не продаст он, не до этого ему сейчас...
В сознание Марии слова доходили медленно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76