". Мозгов никаких, ей-богу!… Что за дети? И в кого такое растёт?… Отобьют себе смолоду все органы, что же на потом останется?… Что же я потом скажу… если спросит, конечно. А спросит ли - вопрос ещё тот…
Голос говорил что-то ещё. Что именно - не помню да и не хочу помнить. Я хотела одного: промочить чем-то горло, да хотя бы той дрянью, в которую какой-то коллекционер частей тела поместил мою беглянку-голову.
Бренди, бренди, кажется, я совсем сбрендила с наковальней на плечах.
Сделав неимоверное усилие, я приоткрыла глаза и сквозь лёгкую дымку - какая ж скотина тут накурила? - увидала низенького толстячка лет сорока с плешью среди рыжих волос. Он был весь такой кругленький, как Капитошка, а сейчас ещё и дико раздражённый. Вы представляете себе раздражённого Капитошку? Так вот, он, поправив сидящие на кончике картофельного носа очки, пристально посмотрел на капельницу и неодобрительно покачал головой. Эта штанга с висящими на ней бутылочками и трубочками есть забраковано?
Я приоткрыла рот, но вовремя задумалась о том, как будет расценена моя фраза "Принесите мне чего-нибудь выпить, пожалуйста !". Если мне опять притащат морковный сок, я сорву с плеч наковальню и начну крушить всё вокруг. Каждый раз, когда я прошу принести мне что-нибудь попить, мне тащат это пойло для близоруких кроликов!
Кстати, вот этот симпотный всамделишный Капитошка - мистер Крестовский, наш приютский врач, отвечающий за здоровье ребят моего поколения. Человек, так сказать, необычайно широкой души, которая начинается и заканчивается там, где он поддаётся нашим слёзным уговорам и не рассказывает Крысам о том, что мы опять подрались/напились/накурились. Это вот так, лёжа под капельницей, молитвенно прикладываешь руку к сердцу и строишь глазки забитого кокер-спаниеля. Ну и ничё, поворчит и перестанет, а куда он денется? Про Круг он не знает, хотя, возможно, исходя из периодичности попадания в больницу одних и тех же личностей, догадывается. Ладно, это его подозрения и проблемы. Я, конечно, этого мужика уважаю, но у меня и своей каши пять кастрюль заварено.
Когда наиграно-строгие глубоко посаженные глаза жёлто-карего цвета встретились с моими, в них разлилось облегчение. Как ни старался мистер Крестовский сохранять бесстрастное лицо, ничего у него не получилось. У него это вообще никогда не получалось, товарищ Станиславский подтвердит. Поэтому Капитошка осторожно, чтобы не потревожить мою левую руку, в вену которой была введена игла капельницы, присел на край постели.
– Ну, как самочувствие? - поинтересовался он. С трудом отлепив пересохший - питья мне, питья - а впоследствии заплетающийся язык от нёба, я тихо промямлила:
– … Бывало и хуже… Спасибо.
– Всегда пожалуйста, Кейни, - ответил доктор, - с кем это ты так поцапалась?
– Угадайте с одного раза и помните, что за неправильный ответ Вас ожидает вскрытие заживо, - я попыталась фыркнуть, но не смогла. Голова, точнее, наковальня, которая была вместо неё, слегка кружилась - подташнивало. Интересно, в каком формалине сейчас плавает моя настоящая башка? Спасибо, что хоть глазки выкололи и оставили.
– С Эдуардом? - не спросил, а скорее утвердил Крестовский и неожиданно вспыхнул. - Нет, я тебе определённо поражаюсь! Он же сильнее тебя, что ты к нему.?!
– Да это он ко мне полез. Ему видите ли, не понравилось, что… я сую нос в его дела с малолетними девочками… - с трудом, но оборвала я эту гневную тираду. Ай да я, ай да молодца избитая!
– Ну ничего себе, - Капитошка заметно смягчился, мало что паром не пошёл и вздохнул, как порой вздыхают глубоко умудрённые жизнью люди. - Диву даюсь! Эдуарда я хорошо знаю с тех пор, как он маленьким запуганным ребёнком попал в Киндервуд: он, так как является полукровкой, постоянно стоит у меня на учёте - добрая душа! Милый, спокойный парень, красавец, не дурак, не зануда и не увалень. И только ты умудряешься с ним не ладить! Все девчонки его обожают, кроме тебя . В чём дело, Кейни?… Ты, конечно, не обижайся, но у меня начинает создаваться впечатление, что ты… гм… не той ориентации. Он у тебя что, эту маленькую девчонку отбил?
Всё, что у меня получилось - скорчить выразительную мину и выпучить изумлённо-возмущённые глазки так, что они заболтались на пружинках. Ой, дядя, если б мне только приличия позволяли высказать всё, что я думаю о тебе после этой фразы, у тебя б антибиотики в термосе прокисли!
– Ладно-ладно, извини, - примирительно произнёс Крестовский и потрепал меня по щеке (оказывается, к моей наковальне ещё и щёчку приклеили). - Но ей-богу, я тебя не понимаю.
– Слишком он много о себе думает, - чуть слышно выдохнула я и принялась считать, сколько оборотов вокруг меня делает комната в единицу времени. - И он… не в моём вкусе
– Ага, - кивнул доктор, - тебе нравятся темноволосые голубоглазые? Тощие? Или всё-таки пухленькие?
Я измученно улыбнулась и, кивнув, посмотрела в потолок, где играли солнечные зайцы от блестящего оборудования реаниматорской… Почему я тут? Картошку приехала копать! Ха! А куда ж ещё я могла попасть после той сиесты, которую мне ночью закатил Эдуард? Мне манипуляционная как родная теперь - как-то раз я здесь даже Рождество встречала! Разумеется, в компании друзей и списанной у хирурга бутыли медицинского спирта. И знаете, это даже прикольно - пить из пробирок и резать торт пилой, которой обычно делают трепанацию черепа. Ну, друзья на следующее утро, разумеется, попали в палату на третьем этаже, прозванную у нас "вытрезвителем", а хирург был "в диком восторге", когда обнаружил в шкафу вместо "нычки на случай праздника" покрытую засохшим кремом череподробилку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142