Рифы расположились здесь таким образом, что создали бухту, своего рода естественный порт, где стояли на якоре два рыбацких кораблика. Я надеялся, что никто не заметит с берега мою фигуру, влезающую на борт одного из них. Во всяком случае услышать мою возню было невозможно. Единственную опасность представлял луч света, отбрасываемый фонарем, что был прикреплен на крыше ангара, служащего для разделки акульих туш. Но я даже полюбил этот опасный свет – ведь он служил прекрасным ориентиром для Шарлотты и деда Артура.Кораблик, на который я попал, был, скорее, большой, пятнадцатиметровой и, судя по очертаниям, не боящейся ураганов моторной лодкой. В течение двух минут я обыскал все судно. Здесь не нашлось ничего, указывающего на то, что в свободное от рыбной ловли время его команда занимается чем-нибудь еще. Например, детской игрой в кубики с использованием золотых слитков. Это была самая обычная рыбацкая посудина. Это значило, что на Земле еще есть люди, не связанные с пиратами, а такая информация стоила куда больше, чем все золото «Нантесвилля».Второй кораблик был похож на первый до последней мелочи. Наверное, это были близнецы.Я добрался до берега, спрятал свой акваланг выше полосы, до которой поднималась вода во время прилива, и направился в сторону ангара, стараясь идти так, чтобы все время находиться в его тени. В ангаре оказалось полно всякого рода орудий пыток, но они должны были наводить ужас на акул и были вполне безобидны для человека. В углу в огромном тазу лежали неубранные внутренности нескольких акул, издававшие такой характерный запах, что подделать его ни один конспиратор не согласился бы, даже если бы от этого зависело спасение его жизни. Я быстро вышел.Первый дом обманул мои ожидания. Посветив фонарем через раму окна – стекол, судя по всему, давно не было, – я увидел комнату, оставленную жителями как минимум лет пятьдесят назад. Второй дом был так же пуст. Ловцы акул жили в третьем, самом дальнем от ангара доме. Очевидно, их обоняние еще не атрофировалось. Хотя я на их месте жил бы по той же причине в палатке на другой стороне острова.Я осторожно открыл хорошо смазанные двери, вошел внутрь и зажег фонарик. В прихожей был оборудован склад, и обитавшие в этом доме в незапамятные времена прабабушки наверняка не одобрили бы ассортимент представленных на его полках товаров. Зато в прадедушках теперешние жители нашли бы горячих союзников. Целый стеллаж был заставлен ящиками, среди которых виднелось несколько десятков упаковок пива и дюжина картонных коробок с виски. Уильямс сказал, что это австралийские рыбаки. Мне всегда говорили, что австралийцы – люди с крепким организмом и чистой совестью. Что касается организма – я начинал убеждаться в правильности этого утверждения. А чистая совесть… Будем надеяться, что и здесь народная мудрость не лжет. Во всяком случае мне очень бы этого хотелось.Протиснувшись между разрозненными деталями мебельного гарнитура, который вряд ли был изготовлен кем-нибудь из великих столяров и даже вряд ли вообще был гарнитуром, я открыл внутренние двери. Там был небольшой коридор, две двери с правой стороны и три с левой. Я рассудил, что начальник вряд ли демократичен настолько, чтобы выбрать себе самую маленькую комнатку. Скорее, наоборот. Значит, он, должно быть, спит за первой дверью направо.Я вошел. Комната удивила меня комфортом и даже некоторой изысканностью. Прекрасные ковры, тяжелые портьеры, два мягких кресла, старинный дубовый шкаф, стеллажи с книгами, большая деревянная кровать, над кроватью люстра оригинальной формы. «Ничего себе неотесанные австралийцы», – подумал я. Увидев эту комнату, многие из моих лондонских знакомых, не задумываясь, согласились бы переехать на этот безлюдный остров. Предварительно позаботившись о достаточном запасе фильтров для противогазов.Я нажал на выключатель у двери, и люстра осветила комнату. На огромной двуспальной кровати спал мужчина. Один. Но вряд ли среднестатистическая супружеская пара занимает на своем совместном ложе хотя бы третью часть места, которое необходимо было ему. Мне всегда трудно определить рост лежащего человека. Но этот, как мне показалось, не смог бы выпрямиться во весь рост в комнате с высотой потолка метр девяносто два, не разбив при этом головы. Повернутое в мою сторону лицо было почти все закрыто: в верхней части – шевелюрой, в нижней – самой буйной и нечесаной бородой, какую только мне когда-либо приходилось видеть. Человек спал как убитый, но дышал при этом, будто трое живых.Я подошел к кровати и с деликатностью, обратно пропорциональной ее размерам, вставил спящему под ребро пистолет. Он проснулся. Это было впечатляющее зрелище. Что-то вроде пробуждения вулкана. Я отодвинулся на приличествующее моменту расстояние. Разбуженный потер глаза волосатыми руками и, опершись кулаками о матрас, собирался встать с постели. Признаюсь, я ожидал увидеть его в костюме из шкуры мамонта, а он был одет в элегантную пижаму. Я сам бы не отказался от такой, только размеров на двадцать меньше.Насколько позволяет судить мой опыт, законопослушных обывателей можно разделить на две большие группы, исходя из того, как они реагируют на внезапное пробуждение посреди ночи, особенно если пробуждающий держит в руке пистолет. Одни – испуганы. Другие – рассержены. Судя по всему, австралийская школа внезапного ночного пробуждения под пистолетом исповедовала своеобразные принципы, поскольку мой бородач повел себя совершенно неординарно. Его глаза, выглянувшие из-под густых бровей, бросили на меня ласковый взгляд – примерно так же поглядывает бенгальский тигр на заигравшегося в опасной близости козленка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90