Письма заклеивать не надо, это сделают за вас.
– Цензура, да? – Даже вторая порция виски не смогла утихомирить профессора Барнетта.
– Не будьте наивны.
– Ну а если мы – или я – откажемся писать?
– Если вы не хотите успокоить ваши семьи, это останется на вашей совести. – Он посмотрел на Дюбуа. – Думаю, сейчас мы можем пригласить докторов Хили и Брамуэлла.
– Двух пропавших физиков-ядерщиков? – спросил доктор Шмидт.
– Я обещал представить вам некоторых из моих гостей.
– А где профессор Аахен?
– Профессор Аахен? – Моро посмотрел на Дюбуа, который поджал губы и покачал головой. – Мы не знаем никого под таким именем.
– Профессор Аахен был самым известным из трех физиков-ядерщиков, пропавших за последние недели. – Шмидт всегда был точен, даже педантичен.
– Так или иначе, он исчез не в нашем направлении. Я никогда не слышал о нем. Боюсь, мы не можем отвечать за каждого ученого, решившего исчезнуть или перебежать к противнику.
– Перебежать к противнику? Это невозможно.
– Похоже, именно так поступают американские ученые и их британские коллеги, которые находят заманчивым предложение Москвы предоставить им государственную квартиру. А вот и ваши коллеги, господа.
Если не считать разницы в росте примерно в пятнадцать сантиметров, Хили и Брамуэлл были на удивление похожи. Темноволосые, с худыми интеллигентными лицами, в одинаковых очках в роговой оправе и в хорошо сшитых старомодных костюмах, они выглядели бы очень уместно в зале заседаний совета директоров где-нибудь на Уолл-стрит. Делать какие-то представления Моро не пришлось, поскольку физики-ядерщики с мировым именем составляют очень тесное сообщество. Характерно, что ни Барнетту, ни Шмидту не пришло в голову познакомить их с другими своими товарищами по несчастью.
После обычной церемонии пожимания рук, похлопывания по плечу и совсем не обычного выражения сожаления, что их личное знакомство произошло при столь печальных обстоятельствах, Хили сказал:
– Мы ожидали вас. Верно, коллеги? – и бросил в сторону Моро неприветливый взгляд.
Барнетт ответил:
– А вот нам это даже в голову не приходило. – Под «мы» он явно подразумевал только Шмидта и себя. – Но поскольку вы здесь, мы надеялись, что Уилли Аахен тоже с вами.
– У меня была такая же мысль. Но его здесь нет. Этот Моро сделал идиотское предположение, что Аахен перебежчик. Сразу ясно, что он никогда не слышал об Уилли и тем более не встречался с ним.
– "Идиотское" – подходящее слово, – согласился Шмидт, а затем ворчливо добавил: – Должен сказать, что вы оба выглядите довольно неплохо.
– А почему бы и нет? – вступил в разговор Брамуэлл. – Конечно, это вынужденный и нежелательный отпуск, но эти семь недель – самые спокойные за последние годы. А возможно, и за всю мою жизнь. Ешь, пей, спи, гуляй, и, что самое лучшее, никакого телефона. Прекрасная библиотека, как вы сами можете убедиться, а для тех, кто пал духом, в каждом номере установлен цветной телевизор.
– Номере?
– Сами убедитесь. Миллиардеры старых времен не отказывали себе ни в чем. Есть какие-нибудь идеи насчет того, почему вы здесь?
– Никаких, – ответил Шмидт. – Надеемся, что вы нам объясните.
– Мы уже семь недель в замке, но так и не нашли ответа.
– Он не пытался заставить вас работать на себя?
– Например, создать атомную бомбу? Откровенно говоря, мы были уверены, что именно с этой целью нас сюда привезли. Но нет, ничего подобного. – Хили невесело улыбнулся. – Даже как будто разочаровывает, да?
Барнетт посмотрел в сторону Моро:
– Незаряженный пистолет, приставленный к виску?
Моро вежливо улыбнулся.
– Это как понимать? – спросил Брамуэлл.
– Психологическая война. Против тех, на кого неизбежно будет направлена угроза. Зачем похищать физика-ядерщика, если не для того, чтобы заставить его создать атомную бомбу? Во всем мире подумают именно так.
– Да, верно. Мир не знает, что для производства атомных бомб физики-ядерщики не нужны. Они необходимы для создания водородных бомб, и кое-кто обязательно это поймет. Мы поняли это в первый же вечер нашего пребывания здесь.
Моро был все так же любезен:
– Разрешите прервать вашу беседу, господа. У вас полно времени, успеете обсудить не только прошлое, но и настоящее и будущее. Через час здесь накроют к ужину. А тем временем, думаю, нашим гостям пора осмотреть свои комнаты и, при желании, написать кое-какие письма.
* * *
Сьюзен Райдер было сорок пять лет, но выглядела она лет на десять моложе. Эта темно-русая женщина с васильково-синими глазами и очаровательной или равнодушно-неодобрительной – в зависимости от общества – улыбкой обладала не только ясным умом, но и чувством юмора. В настоящее время, однако, ей было не до шуток. Она сидела на кровати в комнате, которую ей предоставили. Посредине комнаты стояла Джулия Джонсон, стенографистка.
– Они знают, как принимать гостей, – сказала Джулия, – то есть старый фон Штрайхер знал. Гостиная и спальня прямо-таки из «Беверли уилшир». А ванная комната с позолоченными кранами – вообще предел мечтаний!
– Ну что ж, попробуем воспользоваться этой роскошью, – громко произнесла Сьюзен. Предостерегающе приложив палец к губам, она встала. – Собственно говоря, я собираюсь быстренько принять душ. Много времени это не займет.
Через спальню она прошла в ванную комнату, предусмотрительно выждала несколько секунд, включила душ, вернулась в гостиную и поманила пальцем Джулию, которая последовала за ней в ванную. Сьюзен улыбнулась, увидев удивленное лицо девушки, и тихо сказала:
– Я не знаю, прослушиваются комнаты или нет.
– Конечно, прослушиваются.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108