(Голоса из зала: «Правильно!») Так какого же нам председателя еще нужно? (Бурные аплодисменты.)
Председательствующий. Кто еще хочет сказать? (Шум в зале: «Хватит!», «Все ясно!») Приступаем к голосованию. Голосуем в порядке выдвижения кандидатур. Первая – Туманов. Кто за его избрание председателем артели? Кто против? Воздержался? Туманов Вадим Иванович избран председателем артели единогласно. Поэтому вторая кандидатура на голосование не ставится…»
Все собрание я просидел за столом президиума, не поднимая головы. Мне казалось, это говорят не обо мне, а о каком-то совершенно другом человеке, неизвестном. После вопроса председательствующего, кто за Туманова, море рук взметнулось над головами. Когда Неретин, наш партийный секретарь, стал говорить о единодушной партийной поддержке, я про себя усмехнулся: молодцы коммунисты. Хорошо устроились! Сами посадят, сами поддержат… После собрания все были возбуждены и радостны. Сник только Николай Викторович Новак. Ему предстояло оправдываться перед Москвой за полный провал поручения министерства. Мне потом пересказывали разговор Новака с заместителем министра.
– Вы не смогли уломать какую-то артель! – кричали на него.
– Не какую-то, – отвечал Новак, – а артель Туманова…
В начале 80-х годов уже многие понимали, что такое управление государством грозит полным развалом экономики. Богатейшая страна продолжала идти ко дну, но административную систему по-прежнему занимали не глобальные хозяйственные проблемы, решать которые ей было не под силу, а любые проявления самостоятельности, принимаемые ею за строптивость и оппозицию. История с «Печорой» была одним из редких случаев, когда власть столкнулась с решительным сопротивлением трудового коллектива. Такого коллективам не прощают. Реванш партийная номенклатура возьмет, хорошо подготовившись, четыре года спустя, когда с привлечением всей мощи карательных органов обрушится на «Печору».
В декабре 1986 года среди ночи меня поднял телефонный звонок. Я находился в Магадане и еще не открыл глаза, но, нащупывая трубку, понимал, что прорывается межгород.
В Магадан я прилетел для участия во Всесоюзном совещании работников золотой промышленности. Сюда съехались руководители отрасли и всех крупных предприятий. Артель к тому времени при-шали лучшей в стране из негосударственных добывающих производств. За семь лет существования ее оборот вырос с 5 до 24 миллионов рублей. Таких темпов роста производства не знала ни одна страна, в том числе Япония. Отчисления от доходов мы направляем на строительство капитальных баз, отличных столовых, бассейнов. Я не могу понять, почему страна, располагая фантастическими ресурсами и возможностями, работает медлительно, неповоротливо, со скрипом. Точно не смазка, а речной песок в стыковочных узлах экономического механизма.
Неудовлетворенность происходящим стала у нас нормальным состоянием. Как точно сказал Юрий Карякин, наше поколение оказалось в самом эпицентре борьбы времени живого и мертвого.
На собраниях в «Печоре» не любят рассуждать на отвлеченные темы. А производственные дела вызывают бурные споры. Часто они заканчиваются принятием довольно смелых решений. Таким было в 1984 году артельное решение принять предложение объединения «Полярноуралгеология»: параллельно с золотодобычей, без ущерба для нее, артельными силами и техникой пробить в горах дорогу к базе геологов. Местные строители-дорожники не брались за это дело, считая его невыполнимым, у объединения пропадали выделенные средства. Некоторые издержки золотодобычи перекрываются высокой рентабельностью попутных строительных работ.
Приличные доходы артельщиков многих раздражали. Проверки были у нас регулярны, как банные дни. Но мне в голову не приходило, что не безделье, не убыточность, а изнурительная работа и желание зарабатывать деньги может обеспокоить власти.
В тот год, когда я полетел на конференцию в Магадан, трест «Коминефтедорстрой» провел сравнительный анализ работы треста и «Печоры». Мы с ними в одних условиях, по единым нормам прокладывали подъездные пути к нефтяным месторождениям. У артели месячная выработка на человека оказалась в 3,5 раза выше, чем у треста, производительность одного экскаватора в 2,5 раза выше, объем грузоперевозок на самосвал в 4,5 раза выше, притом, что мы работали, в отличие от треста, на старой технике. Дело, разумеется, не в людях, не только в людях. Государственное предприятие с его жесткой командной подчиненностью по вертикали, отсутствием всякого стимула в повышении производительности труда остается бесправным элементом ведомства и не может соперничать с экономически самостоятельной артелью.
Когда по проложенной нами дороге в артель приезжает местное начальство, мы слышим восторги. Но я стараюсь направить разговор в другое русло. Слишком часто в моей жизни расслабляющее доброе слово оказывалось предвестником страшных ударов.
Мне хочется иметь со всеми открытые, честные, взаимно ответственные отношения. Я думаю об этом, все чаще замечая ревнивое, нервозное отношение союзного министерства к нашим строительным делам в республике. Местные организации завалили министерство просьбами: разрешить артели поработать на них. Отказывать им не решались. Национальная республика! Министерство угрюмо, вопреки желанию, разрешало артелям заниматься другими делами, но чтобы «не в ущерб выполнению работ по добыче полезных ископаемых». Как это понимать, разъяснений не было, артели толковали документ по-своему, не допытываясь, какой смысл в него вкладывали составители.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160