«Ну есть ли еще на всем белом свете хоть один идиот в таком же положении?»
Подбегаю к домикам – и замираю. Огромная, как теленок, собака молча смотрит на меня, видимо тоже с испугом. Я поднял какой-то камень, и тут распахнулась дверь, меня увидели… Все побежали к реке.
Еле успели вытащить машину, еще немного – и ее перевернуло бы.
Или еще история. Была зима. Мы ехали на двух «Уралах». Одна машина заглохла, нам пришлось тащить ее на буксире. Машину оставили на зимовье в 58 километрах от основной базы Белькачи. На второй машине поехали с Жорой Джангировым. Я его еще спросил, уверен ли он, что мы доедем – с ней мы тоже уже несколько раз мучались. И вот, не доезжая 25 километров до Белькачей, машина глохнет. Сделать с ней уже ничего не могли. Пришлось идти пешком. Можно представить: мороз минус 50, два часа ночи. Не доходя нескольких километров, измученные, останавливаемся. Жорка жалуется, что отмерзают пальцы на ноге. Я его успокаиваю: «Ты сейчас об этом не думай, нам нужно обязательно добраться». «Как не думать? – отвечает он зло. – Как я на пляже без пальцев буду?» Было смешно и страшно.
«Жора, – твердил я, – нам самое главное – добраться».
И вот она – база. А перед ней наледь. Обойти ее невозможно: тянется далеко в обе стороны. Придется идти напрямую по наледи. Через некоторое время нас растирают спиртом, отпаивают. И уже потом, смеясь, рассказываю ребятам о Жоркиных переживаниях, как он будет выглядеть на пляже.
Когда моему сыну исполнилось восемь лет, я стал брать его с собою. Мне хотелось, чтобы он посмотрел, как работают люди. Якутия, Охотское побережье, Приморье, Бодайбо, Урал – где он только не побывал! И почти везде – приключения.
Однажды на Алдане ночью пробило днище катера, и тот затонул у берега. Мы с Вадимом добирались до Учура на моторной лодке какого-то якута. Отплыли километров пятьдесят, и мотор заклинило. Лодку по течению несло в сторону Учура. У нас была только банка сгущенки. Через двое суток нас разыскал и подобрал вертолет.
Вадька часто попадал со мной в передряги. Я очень переживал и волновался за него, но продолжал возить повсюду с собой. Очень уж хотелось, чтобы он многое увидел.
К октябрю 1976 года артель «Восток» закончила промывочный сезон. Старатели сидели на чемоданах. Все довольны заработками, мысли устремлены домой, к семьям. Суетное, радостное, счастливое время. Можно набираться сил до весны – до начала нового сезона. В эти дни я находился на базе в Хабаровске. Собирался лететь в Пятигорск. Хотя я частенько звоню домой, душа все равно не на месте. Римма часто болеет – колымский климат не дает забыть о себе. Неожиданный звонок из «Приморзолота»:
– Вадим, это Нестеров. Ты не мог бы срочно подъехать?
Он сменил Нахалова на посту директора комбината.
– Мне позвонили из Москвы, – объяснял Нестеров. – Не хватает шестьдесят килограммов золота. Просили, и очень просили сделать все, чтобы это количество восполнить.
Оказывается, комбинат выполнил и перевыполнил план, но позвонили из «Главзолота»: главку для выполнения плана по Союзу не хватает этих шестидесяти килограммов, и нет другого реального выхода, кроме как считать это долгом «Приморзолота». Главк ждет срочного погашения. Нестеров обязан доложить о выполнении к вечеру… Но сезон закончился, на предприятиях и в артелях люди разъезжаются.
– Но что тут можно сделать? – не понимал я.
– Может, поступим так, Вадим. Я доложу вечером о выполнении плана за счет «Востока». Покажу в сводках добытые вами дополнительно шестьдесят килограммов, а вы, может быть, что-нибудь придумаете?
Как я понимал директора комбината! Но то, что он мне предлагал, было чистой припиской, за которую я мог получить три года тюремного заключения. По меньшей мере. Нестеров не хуже меня осознает, в какое положение ставит нас обоих и особенно – наш коллектив. Он мог бы назвать множество понятных производственникам причин, по которым сейчас невозможно выполнить задание главка. Но мы оба знаем, что слушать его никто не будет. Потом что план – только план! – требует от «Главзолота» Минцветмет, а от Минцветмета – Советское правительство, которое уже подготовило рапорт ЦК КПСС. Я представил руководителей этих струй тур, их такой же несчастный вид, как у моего собеседника и, хотя никогда не испытывал к высокому начальству особого почтения, тут вдруг понял, не могу объяснить почему, что у меня язык не повернется сказать «нет». Для Нестерова, всегда нас поддерживающего, я был последней соломинкой, за которую он мог ухватиться.
Мы помолчали, глядя друг другу в глаза.
– Хорошо, – сказал я, – докладывай. Что-нибудь придумаем.
Я вернулся на базу и по рации связался с участками.
– Слушайте меня внимательно. Во что бы то ни стало нам нужно добыть еще шестьдесят килограммов золота. Кстати, синоптики сообщили: идет теплый циклон. Завтра я вылетаю к вам.
– Вадим Иванович, половина ребят уже на летном поле с чемоданами!
– Скажите, я прошу задержаться. Очень прошу!
– Вас поняли.
Не спрашивая, что происходит, старатели вернулись на участки, принялись заново запускать промывочные приборы, разогревать бульдозеры. Конечно, чертыхались, ничего не понимая, ругали меня, на чем свет стоит, но не ослушался ни один. Расспрашивали друг друга, что случилось, и передавали из уст в уста единственное, что знали от председателя – идет теплый циклон! Про циклон я, конечно, придумал, но стихия меня не подвела. Через несколько дней действительно потеплело, начал таять выпавший в горах снег.
Работа закипела. Участки снимали за день по семь-восемь килограммов. Дней через десять мы сдали 96 килограммов золота, и 26 октября стали собираться по домам, на этот раз – бесповоротно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160