Мне много раз приходилось создавать артели, начинать с нуля, и теперь, перебирая в памяти пережитое, могу сказать, что везде самым трудным было первое время, первая заброска, доставка к месторождению техники и оборудования по бездорожью, по льду замерзших рек, через перевалы горных хребтов, где снег лежит до середины июля… И парни, которые это могли проделать, – настоящие герои, люди особого склада, особой прочности, их и сравнивать нельзя с обычными людьми.
«Граждане пассажиры, наш самолет прибывает в аэропорт Якутска. Просьба пристегнуть ремни и вернуть спинку кресла в вертикальное положение…»
Из Якутска я полетел в Алдан, оттуда в Учур, а затем на вездеходе с геологами отправились за 110 километров к расположенному неподалеку от поселка Белькачи месторождению Буор-Сала, По обе стороны тянулась горная лиственничная тайга с вечномерзлой землей, топями, болотами. Сюда забредали якуты и эвенки, кочевавшие родами по тундре.
Зиму с 1968 на 1969 год мы с моими товарищами провели на Буор-Сале. Месторождение мне понравилось. Здесь можно было развернуться.
Нужно лететь в Алдан, окончательно решать вопрос о начале горных работ. Мы коротали время в аэропорту Учура. Кое-где у взлетно-посадочной полосы из-под снега выглядывали металлические листы: в годы войны они служили полосой для посадку и взлета американских самолетов, которые перегоняли из Аляскнц через Сибирь к Красноярску и дальше – на фронт. Аэродромов с искусственным покрытием, на которые были рассчитаны эти самолеты, на трассе не было, сотни машин приходилось сажать на грунтовых, часто плохо подготовленных площадках или на выложенных по ухабистой тундре стальных листах. Замки между листами были слабы, посадочные полосы расползались. До сих пор в тайге находят обломки разбитых бомбардировщиков.
В прокуренном зале аэропорта геологи ожидали высланный за ними Ми-8. Их было человек десять. Томясь ожиданием, они играли в бильярд, кто-то бренчал на гитаре. С ними была одна женщина-геолог. Наконец, послышался гул, их вертолет приземлился, они заторопились на посадку. Звали меня с собой – места хватит! В последние минуты я узнал от радистов, что уже на подлете Ан-2, высланный за мной.
Минут через двадцать я и еще несколько геологов, работавших со мной, вылетели тем же курсом, что опередивший нас Ми-8. Прилетев в Алдан, узнали: по невыясненным причинам за восемь минут до посадки вертолет сгорел в воздухе. В живых никого не осталось;
В Алдане я встретился с руководством объединения, договорился об организации артели. Чтобы иметь представление об этом районе, нужно посмотреть на карту России восточнее Байкала, где расположены Большой Невер, Алдан, Якутск, Усть-Миля, Усть-Мая, Белькачи и Учур. Участки разбросаны от основной базы на расстоянии до 1400 километров, зимники протяженностью до 2 тысяч километров. Удивляюсь, как легко пишутся эти числа, не давая никакого представления о якутских морозах, провалившихся в наледи санных поездах, отвратительных средствах связи, о кострах вдоль трассы, согревающих окоченевших шоферов… У всех забота одна: не сорвать график завоза. Можно получить хорошее месторождение, заключить с объединением договор, набрать классных специалистов, разработать самую эффективную технологию добычи, но, если зимой и весной потеряли время, сорвали график завоза – как ни старайся, осенью артель будет в прогаре.
Мне хочется тепло отозваться о наших ребятах. За многие годы со мной работали десятки тысяч людей. И я твердо знаю: нет избранных народов. Но есть заинтересованность, трудолюбие, воля. И когда сравнивают российских парней с другими, мне одновременно и стыдно, и смешно слышать, что наши не могут сделать что-то как следует и должны у кого-то учиться… Я наблюдал за работой дорожников в Лос-Анджелесе. Видя, как человек подходит к своему «Катерпиллару», невозможно представить его в кабине бульдозера, не оснащенного кондиционером, на раскаленном полигоне или, не дай Бог, на зимнике.
В феврале 1969 года мы зарегистрировали новую артель «Алдан» численностью 800 человек – самую крупную в системе «Главзолота». Желающих попасть к нам много, люди приезжали отовсюду, но безоговорочно мы принимали тех, кого знали, а к другим предъявляли наши обычные требования, первым и безусловным из которых было: со мной работает только тот, кто не пьет.
Руководству комбината «Алданзолото» не терпелось услышать от нас, сколько мы собираемся добывать. Когда я назвал примерную цифру – тонну в сезон – алданцы посчитали это авантюрой. Как сказал Ф. П. Джулай, директор комбината «Алданзолото», его бы устроила даже треть. Остальные ожидали от нас килограммов восемьдесят-сто…
В мае на трех участках начали промывку.
К осени выяснилось, что артель добыла за сезон золота во много раз больше, чем объединение «Якутзолото» ожидало, – 1 040 килограммов. Пятерым нашим старателям вручили значки «Отличник соревнования цветной металлургии», шестерым – грамоты Министерства. Нам передали Красное знамя Министерства и ЦК профсоюза металлургической промышленности.
На второй год, когда мы сдали 2 240 килограммов, оказалось, что это 60 процентов золота, сданного в тот год всеми старательскими артелями Алдана – их было с десяток.
Будни бывали разными, часто горькими.
Мне нужно было из Учура попасть в Алдан, но до этого побывать в Белькачах, на нашей самой крупной базе, откуда все грузы развозят по участкам. Ждать попутного самолета не имело смысла, и, чтобы сэкономить время, мы с Володей Григорьевым, начальником участка на Буор-Сале, вечером моторной лодкой добирались до Белькачей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160