– ты увидел того парня с этими проблемами… насчет вырывания собственных волос… Как это правильно называется?
Я отвел глаза в сторону, ненавидя то, как дело Эдриана и его обломки всплывают в настоящем и подталкивают меня в задницу.
– Карсон, как называется эта проблема с волосами? Ну, когда их вырывают?
– Трихолломания, черт бы ее побрал!
– Ну да. Ты увидел парня, который на пожаре выдирает свои волосы, словно кромсает старый свитер. И вот он перед нами, Джоэл Эдриан.
Я боролся с желанием уйти.
– Я был там, Гарри. Я все это помню.
– Возможно, есть еще один момент, которого ты все-таки не помнишь. Или не хочешь вспоминать.
Моя попытка засмеяться окончилась неудачей: еще не дойдя до губ, смех превратился в хрип.
– Думаешь, я старею? Ты это хочешь сказать?
– Лучше всего мне лично запомнилось то, что было после окончания этого дела. Ты лежишь в госпитале в полном упадке сил, и…
Я рванулся к нему, жестами прося тайм-аут, как в баскетболе.
– Погоди, хм… стой. Все было не так, черт возьми.
Гарри с невинным удивлением поднял на меня глаза.
– Что именно не так?
– Упадок сил, черт побери! Это просто был стресс и последствия недосыпания. И ничего больше… ничего, связанного с психикой.
– А разве я говорил о психическом срыве? По-моему, нет. Я имел в виду срыв физический, изнеможение. Как ты и сам уже сказал, стресс, слежка и спешка, переживания, бессонные ночи. Я даже вспоминаю такое слово, как депрессия.
– Отсутствие сна в сочетании со стрессом может напоминать симптомы хронической депрессии.
– Все, что я знаю, – это то, что ты примерно месяц не мог толком ходить и говорить.
Я встал и посмотрел на часы, хотя и не соображал, что они показывают.
– Возможно, мы еще можем что-то выжать из сегодняшнего дня. В смысле, можем еще поработать. – В голосе моем прозвучало больше злости, чем я ожидал.
Гарри положил руки на колени и медленно поднялся, словно на плечах у него лежал мешок с цементом.
– Я только хотел сказать, Карсон, что ты провел громадную работу по делу Эдриана, но это дело провело такую же громадную работу с тобой. Просто держи меня в курсе, дай знать, о чем думаешь. Всегда приятно, когда удается помочь напарнику, верно? – Он указал на свою голову. – У меня здесь порой бывает одиноко, Карс. Люди быстро принимают решения, не давай никому влиять на них.
– Как скажешь, Гарри.
Я сказал это уже через плечо, успев уйти вперед и размышляя над тем, что – черт возьми! – все это должно означать.
В результате перестрелки в три часа ночи в печально известном месте, где народ собирается после работы, осталось двое убитых и пятеро раненых. Сама по себе эта перестрелка не стала бы чем-то таким уж примечательным, если бы одной из раненых не оказалась дочка видного священника, причем предварительное расследование показало, что она могла получить травму бедра в ходе занятия древнейшей профессией. Пресса работала с полным напряжением сил, в комнате детективов царил полный хаос, взад и вперед метались копы, люди вопили, телефоны разрывались от звонков осведомителей, вовсю грузивших бесполезные выдумки, а корреспонденты пытались прорваться во все это через черный ход.
Мы уединились в комнате для совещаний размером со средний шкаф и разложили на крошечном столе файлы и фотографии. Никто из нас до этого не был в квартире у Нельсона, не имел возможности изучить перечень его личных вещей, поэтому мы закопались в записи детективов. Перечень этот был небольшим, но мы тщательно просеивали песок в поисках любых крупиц, которые могли связать Нельсона с личными объявлениями, поскольку именно они связывали Дэшампса с Талмидж.
– Кое-что есть, – сказал Гарри. – Страница три, позиция двадцать семь: «В шкафу одна металлическая серебристая (алюминиевая?) коробка для документов. Личные бумаги. Страховые бланки. Вырезки из газет». Вырезки из газет? Интересно, из каких газет? Если это «НьюсБит», было бы интересно еще больше.
– Сейчас возьму машину, – сказал я.
Нельсон жил в меблированных комнатах недалеко от Брукли Филд. Длинный общий коридор с запахом чего-то жареного. На ковровой дорожке пятна плесени или какого-то другого грибка. Громкая музыка из-за дверей в конце коридора. Мы с Гарри проследовали за менеджером, Бриско Шелтоном, до коричневой двери с надписью маркером «8-Б». Шелтон был тощим, потрепанным, деревенского вида мужчиной под пятьдесят, от которого пахло сигаретами и универсальной смазкой WD-40. На нем были малярные штаты, все в пятнах, и футболка без рукавов, которая когда-то была белой. С его ремня в карман свисала тяжелая цепочка. Когда он дернул за нее, на свет вылетела звенящая связка ключей и эффектно приземлилась к нему в ладонь. Можно с уверенностью сказать, что это движение он отрабатывал часами. Гарри убедился, что приклеенная на двери полицейская лента в целости и сохранности, и разрезал ее перочинным ножом.
– Знаете, я никогда не любил этого маленького сукина сына, – заявил Шелтон, тыча в замок одним ключом за другим. – Никогда вовремя не платил за квартиру, но всегда умудрялся сделать это как раз перед тем, как у меня появлялись законные основания выселить этого умника.
– А были у него какие-нибудь постоянные гости, мистер Шелтон? – спросил я.
– Да через его квартиру народ ходил толпами. Мужчины, женщины, мальчики, девочки и еще эти, как их… В общем, сразу и не скажешь, кто они такие, понимаете?
– Кто-то задерживался подолгу?
– Была одна полная девушка с лицом, как ванильный пудинг, и голосом, как у Микки-Мауса. Она проводила здесь много времени пару месяцев назад. Сначала настоящая любовь-морковь, а потом много визга и всякого дерьма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104