ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
.. О боже, ну и пьян же я! — добавил он без всякого перехода.
— Да,— вздохнул Марре Шуар,— я сразу сказал себе, что вы любите музыку. Вы наверняка любите музыку... А что касается опьянения, то и я вдребезги пьян...
— Вы расщепляете атомы? — спросил Януш.
— Хуже,— вздохнул Марре,— фотографирую расщепленные!
— Для меня это совершенно непонятные вещи,— сказал Япуш, словно пытаясь защититься от возможной лекции.
— Можете утешиться, для меня тоже.
Наступила пауза.
— Я, видите ли, тоже люблю музыку. I like, I love1,— сказал Шуар,— и это анданте вашего кузена. Ведь Шиллер, кажется, ваш кузен, мне что-то об этом говорила миссис Эванс.
— Нет, он мне не кузен. Он просто мой земляк.
— Это все равно. Анданте из его квартета — божественная музыка.
— Атомная,— сказал Януш.
— А вы знаете, что мы теперь вступаем в атомную эру?
— Будет ли человеку от этого лучше?
— Или лучше, или хуже... а может, и вовсе ничего не будет... Впрочем, это одно и то же. Божественная музыка. Эти флажолеты, ну и, конечно, эта мелодия... Что это за мелодия?
— Наша народная...
— Вот-вот,— оживился
Януш не слушал того, что говорил пьяный француз. Вспомнившаяся песенка вдруг подхватила его и понесла по течению, и он повторял без конца...
В это мгновение па палубу хлынула орава гостей. Впереди бежали Ариадна и Виктор, что-то громко крича. Они гнались за Бебе Левалем, который увернулся от них и сел на перила, отделявшие палубу от темной Сены. Все истошно вопили. Януш не понимал, в чем дело. Он резко поднялся и вдруг заметил подле себя Неволина. Тот схватил его за руку.
— Сиди,— сказал Валериан,— сейчас что-то произойдет.
— Нет, нет! — кричала Ариадна.— Чтобы такая мерзость, une telle salete, творилась здесь, у тебя, у Виктора Гданского! Я не позволю! Я не позволю!
Януш попытался встать, но почувствовал, что рука Неволина может быть еще тверда, как железо.
— Она совсем пьяна,— сказал Валериан. Виктор тоже кричал, и к тому же очень пискливо:
— Ив аду есть Христос, ты сама это выдумала!
— Бебе, Бебе! — взывала вся толпа.
Юный Леваль встал на перила и застыл там, покачиваясь из стороны в сторону.
Голос Ариадны перекрывал рев толпы:
— Смотри, вот что ты натворил! Это отвратительно, это невозможно! Напоил меня до бесчувствия, а сам... а сам...
— Ариадна, Ариадна, верь мне! — воскликнул Виктор и вдруг упал на колени. Он пытался схватить ее за руки, но они ускользали от него, взмывая вверх, как два голубя.
Неволин уже тащил Януша к выходу, но тот все оглядывался. Голый и пьяный Бебе казался изваянием на фоне темной воды и темного неба, фонари отбрасывали розоватые блики на его набеленное тело. Юноша покачивался, стоя на узкой планке, все вопили, показывали на него пальцами, но никто п не думал спасать его.
Вдруг из толпы энергичным шагом вышла Ганя Эванс, приблизилась к стоявшему на перилах юноше и попыталась стащить его на палубу. Бебе с силой оттолкнул ее и крикнул:
— Свиньи!
И рухнул в воду. Одновременно с плеском раздались свистки фараонов на берегу. Неволин с Янушем стремглав побежали по мосткам, лесенке и очутились на улице, под платанами. Они стали за деревьями, тяжело дыша. Полицейские кинулись на баржу. Свистки заливались уже почти сплошным хором.
— Ну,— сказал Неволин,— теперь идем спать. И не надо
о них беспокоиться. И Виктор, и миссис Эванс настолько богаты,
что им ничего не грозит. Прощай, Мышинский,— добавил он в
заключение по-русски и весьма патетично.
Януш пошел быстро, не оглядываясь.
XV
В Варшаву Януш приехал 11 мая вечером. Заглянул на Брац-кую. Сестры еще не было, по пути домой она остановилась в Вене, где дожидалась гроба с прахом княгини Анны, который медленно следовал на родину. Панна Текла обрадовалась. Алек был робок и в ответ на любой вопрос Януша заливался пурпурным румянцем. Варшава показалась Мышинскому серой, мрачной и мало оживленной, хотя по улицам уже курсировали первые таксомоторы. И все-таки ему было приятно чувствовать себя на родине. Святые огородники, как всегда, пожаловали с холодами, по утрам было свежо, к полудню тучи рассеивались и небо прояснялось. На следующий день по приезде Януш с утра отправился в Лазенковский парк, а затем в «Земянскую» на чашку чая. Его озадачила неуловимая, но вполне определенная атмосфера, царившая здесь: он заметил, что из военных не было никого, только Венява торопливо выпил в палисаднике два стакана черного кофе и вышел, бренча шпорами и многозначительно приветствуя нескольких дам, сидевших за столиками в пустоватом кафе. Около полудня где-то далеко раздались первые выстрелы, и люди, сидевшие за столиками, навострили уши, точно гончие, заслышавшие шум охоты. Выйдя на улицу, Януш заметил, что на Мазовецкой в некоторых магазинах опускают жалюзи и запирают двери. Какой-то паренек опускал решетки на окнах антикварной лавки, насвистывая «Марсельезу». Януша это удивило. Но мысли его были так далеки от Варшавы и он был еще настолько полон парижских впечатлений, что сделать какой-либо определенный вывод из увиденного просто не мог. На Брацкой, недалеко от дома, ему встретился Керубин Колышко.
— Вы словно мотылек,— сказал он Янушу.— То в Париже, то в Варшаве. Какими судьбами вы снова здесь?
— Обыкновенно. Приехал. Я мог бы и вам задать точно такой же вопрос.
— Скука в этом Париже,— поморщился Керубин.— А вы знаете, что у нас тут делается?
— Не имею представления.
— Пилсудский двинулся на Варшаву. Из Сулеювека...
— Вы шутите? — сказал Януш.— Ведь Витое стал премьером.
— Все эти смены кабинетов — игра в бирюльки, милостивый государь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213
— Да,— вздохнул Марре Шуар,— я сразу сказал себе, что вы любите музыку. Вы наверняка любите музыку... А что касается опьянения, то и я вдребезги пьян...
— Вы расщепляете атомы? — спросил Януш.
— Хуже,— вздохнул Марре,— фотографирую расщепленные!
— Для меня это совершенно непонятные вещи,— сказал Япуш, словно пытаясь защититься от возможной лекции.
— Можете утешиться, для меня тоже.
Наступила пауза.
— Я, видите ли, тоже люблю музыку. I like, I love1,— сказал Шуар,— и это анданте вашего кузена. Ведь Шиллер, кажется, ваш кузен, мне что-то об этом говорила миссис Эванс.
— Нет, он мне не кузен. Он просто мой земляк.
— Это все равно. Анданте из его квартета — божественная музыка.
— Атомная,— сказал Януш.
— А вы знаете, что мы теперь вступаем в атомную эру?
— Будет ли человеку от этого лучше?
— Или лучше, или хуже... а может, и вовсе ничего не будет... Впрочем, это одно и то же. Божественная музыка. Эти флажолеты, ну и, конечно, эта мелодия... Что это за мелодия?
— Наша народная...
— Вот-вот,— оживился
Януш не слушал того, что говорил пьяный француз. Вспомнившаяся песенка вдруг подхватила его и понесла по течению, и он повторял без конца...
В это мгновение па палубу хлынула орава гостей. Впереди бежали Ариадна и Виктор, что-то громко крича. Они гнались за Бебе Левалем, который увернулся от них и сел на перила, отделявшие палубу от темной Сены. Все истошно вопили. Януш не понимал, в чем дело. Он резко поднялся и вдруг заметил подле себя Неволина. Тот схватил его за руку.
— Сиди,— сказал Валериан,— сейчас что-то произойдет.
— Нет, нет! — кричала Ариадна.— Чтобы такая мерзость, une telle salete, творилась здесь, у тебя, у Виктора Гданского! Я не позволю! Я не позволю!
Януш попытался встать, но почувствовал, что рука Неволина может быть еще тверда, как железо.
— Она совсем пьяна,— сказал Валериан. Виктор тоже кричал, и к тому же очень пискливо:
— Ив аду есть Христос, ты сама это выдумала!
— Бебе, Бебе! — взывала вся толпа.
Юный Леваль встал на перила и застыл там, покачиваясь из стороны в сторону.
Голос Ариадны перекрывал рев толпы:
— Смотри, вот что ты натворил! Это отвратительно, это невозможно! Напоил меня до бесчувствия, а сам... а сам...
— Ариадна, Ариадна, верь мне! — воскликнул Виктор и вдруг упал на колени. Он пытался схватить ее за руки, но они ускользали от него, взмывая вверх, как два голубя.
Неволин уже тащил Януша к выходу, но тот все оглядывался. Голый и пьяный Бебе казался изваянием на фоне темной воды и темного неба, фонари отбрасывали розоватые блики на его набеленное тело. Юноша покачивался, стоя на узкой планке, все вопили, показывали на него пальцами, но никто п не думал спасать его.
Вдруг из толпы энергичным шагом вышла Ганя Эванс, приблизилась к стоявшему на перилах юноше и попыталась стащить его на палубу. Бебе с силой оттолкнул ее и крикнул:
— Свиньи!
И рухнул в воду. Одновременно с плеском раздались свистки фараонов на берегу. Неволин с Янушем стремглав побежали по мосткам, лесенке и очутились на улице, под платанами. Они стали за деревьями, тяжело дыша. Полицейские кинулись на баржу. Свистки заливались уже почти сплошным хором.
— Ну,— сказал Неволин,— теперь идем спать. И не надо
о них беспокоиться. И Виктор, и миссис Эванс настолько богаты,
что им ничего не грозит. Прощай, Мышинский,— добавил он в
заключение по-русски и весьма патетично.
Януш пошел быстро, не оглядываясь.
XV
В Варшаву Януш приехал 11 мая вечером. Заглянул на Брац-кую. Сестры еще не было, по пути домой она остановилась в Вене, где дожидалась гроба с прахом княгини Анны, который медленно следовал на родину. Панна Текла обрадовалась. Алек был робок и в ответ на любой вопрос Януша заливался пурпурным румянцем. Варшава показалась Мышинскому серой, мрачной и мало оживленной, хотя по улицам уже курсировали первые таксомоторы. И все-таки ему было приятно чувствовать себя на родине. Святые огородники, как всегда, пожаловали с холодами, по утрам было свежо, к полудню тучи рассеивались и небо прояснялось. На следующий день по приезде Януш с утра отправился в Лазенковский парк, а затем в «Земянскую» на чашку чая. Его озадачила неуловимая, но вполне определенная атмосфера, царившая здесь: он заметил, что из военных не было никого, только Венява торопливо выпил в палисаднике два стакана черного кофе и вышел, бренча шпорами и многозначительно приветствуя нескольких дам, сидевших за столиками в пустоватом кафе. Около полудня где-то далеко раздались первые выстрелы, и люди, сидевшие за столиками, навострили уши, точно гончие, заслышавшие шум охоты. Выйдя на улицу, Януш заметил, что на Мазовецкой в некоторых магазинах опускают жалюзи и запирают двери. Какой-то паренек опускал решетки на окнах антикварной лавки, насвистывая «Марсельезу». Януша это удивило. Но мысли его были так далеки от Варшавы и он был еще настолько полон парижских впечатлений, что сделать какой-либо определенный вывод из увиденного просто не мог. На Брацкой, недалеко от дома, ему встретился Керубин Колышко.
— Вы словно мотылек,— сказал он Янушу.— То в Париже, то в Варшаве. Какими судьбами вы снова здесь?
— Обыкновенно. Приехал. Я мог бы и вам задать точно такой же вопрос.
— Скука в этом Париже,— поморщился Керубин.— А вы знаете, что у нас тут делается?
— Не имею представления.
— Пилсудский двинулся на Варшаву. Из Сулеювека...
— Вы шутите? — сказал Януш.— Ведь Витое стал премьером.
— Все эти смены кабинетов — игра в бирюльки, милостивый государь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213