.. видишь, вот его очки... а теперь вдруг... Лоис, как ты думаешь
-- ...?
Джон взвывает:
-- СУПНЫЙ МЭН!
Он скользит по натертому полу, словно конькобежец, делает сальто и
скользит обратно. Поднимает одну руку над головой и пригибается, будто
готовясь рвануться в небо.
-- Я готов, я иду!
Потом печально качает головой:
-- Оох, как не хочется портить этот славный потолок, но мое
рентген-зрение подсказывает, что кто-то попал в беду.
Крис хихикает.
-- Мы все попадем в беду, если ты что-нибудь не наденешь, -- говорит
Сильвия.
Джон смеется:
-- Эксгибиционист, а? "Элленсдейлский разоблачитель!"
Он немного прогуливается в таком виде, потом начинает натягивать на
себя одежду со словами:
-- О нет, о нет! Они этого не сделают. У Супного Мэна и полиции --
взаимопонимание. Они знают, кто на стороне закона, порядка, справедливости,
порядочности и честной игры для каждого.
Когда мы снова выезжаем на шоссе, еще прохладно, но уже не так. Мы
проезжаем несколько городков, и постепенно, почти неощутимо солнце
разогревает нас, и чувства мои теплеют вместе с ним. Усталость
выветривается полностью, ветер и солнце ощущаются во всей их прекрасной
реальности. Вот оно, вот оно -- от простого повышения температуры и дорога,
и зеленые степные фермы, и бьющий в лицо ветер соединяются в одно целое. И
вскоре ничего больше уже не остается, кроме прекрасного тепла, ветра,
скорости и солнца на пустынной дороге. Последний утренний озноб тает от
теплого воздуха. Ветер, и снова солнце, и снова гладкая дорога.
Так зелено это лето, и так свежо.
В траве перед старой проволочной оградой -- белые и золотые
маргаритки, за ними -- луг с несколькими коровами, а еще дальше, на
расстоянии -- мягкий подъем с чем--то золотым наверху. Трудно сказать, что
это. А знать и не нужно.
Когда дорога слегка идет в гору, гул мотора тяжелеет. Мы поднимаемся
на пологий перевал, видим, как перед нами снова разворачивается земля,
дорога опускается, и гул снова стихает. Прерия. Спокойная и отстраненная.
Позже, когда мы останавливаемся, у Сильвин в глазах от ветра стоят
слезы; она вытягивает руки и говорит:
-- Так прекрасно. Так пусто.
Я показываю Крису, как надо расстилать куртку на земле и из запасной
рубашки делать подушку. Ему совсем не хочется спать, но я все равно велю
ему лечь: нужно отдохнуть. Я расстегиваю свою куртку, чтобы самому вобрать
как можно больше тепла. Джон вытаскивает камеру.
Немного погодя он говорит:
-- На свете нет ничего тяжелее, чем фотографировать. Нужен объектив на
триста шестьдесят градусов, что ли? Вот видишь что-то, потом смотришь в
матовое стекло, а там какая-нибудь ерунда. Как только на что-нибудь
надеваешь границу, оно исчезает.
-- Это то, чего не видишь в машине?
-- Однажды, когда мне было десять лет, мы вот так же остановились у
дороги, и я израсходовал половину пленки. Просто снимал. А когда снимки
вернулись из проявки, я плакал. На них ничего не оказалось.
-- А когда нам ехать? -- спрашивает Крис.
-- Куда ты торопишься? -- осаживаю его я.
-- Я просто хочу двигаться.
-- Впереди нет ничего лучше того, что у тебя перед носом.
Он молчит, хмурится и опускает глаза:
-- А мы вечером будем ставить палатку?
Сазерленды оценивающе смотрят на меня.
-- Будем? -- настаивает он.
-- Посмотрим, -- отвечаю я.
-- Почему посмотрим?
-- Потому что сейчас я пока не знаю.
-- А почему ты сейчас пока не знаешь?
-- Ну, просто сейчас не знаю, почему я сейчас пока не знаю.
Джон пожимает плечами: все в порядке. Я говорю:
-- Это место -- не самое лучшее для лагеря. Здесь негде укрыться и нет
воды.
Но неожиданно добавляю:
-- Хорошо, вечером разбиваем лагерь.
Разговор об этом у нас уже был. Поэтому мы едем по пустой дороге. Я не
хочу ни владеть этими прериями, ни фотографировать их, ни менять их, ни
останавливаться -- даже двигаться дальше не хочу. Мы просто едем по пустой
дороге.
5
Горизонтальность прерии пропадает, и земля начинает вздыматься крутыми
волнами. Заборы встречаются все реже, а зелень бледнеет... Все признаки
того, что мы приближаемся к Высоким Равнинам.
Мы останавливаемся в Гааге заправиться и спрашиваем, можно ли
как-нибудь переправиться через Миссури между Бисмарком и Мобриджем.
Служитель не знает. Уже припекает, и Джон с Сильвией куда-то уходят снять
теплое белье. У мотоцикла меняют масло и смазывают цепь. Крис наблюдает за
тем, что я делаю с легким нетерпением. Нехороший признак.
-- Глазам больно, -- говорит он.
-- От чего?
-- От ветра.
-- Поищем очки.
Мы вместе заходим в магазин за кофе и булочками. Все здесь для нас --
новое, кроме нас самих, поэтому мы предпочитаем не болтать, а смотреть по
сторонам и ловить обрывки разговоров людей, как нам кажется, давно знакомых
друг с другом: они смотрят на нас, поскольку новенькие здесь -- мы. Потом в
лавке чуть подальше я нахожу походный термометр и очки для Криса.
Человек из скобяной лавки тоже не знает короткого пути через Миссури.
Мы с Джоном изучаем карту. Я надеялся найти какую-нибудь неофициальную
переправу -- паром, пешеходный мост или что-нибудь похожее на этом
девяностомильном отрезке пути, но, по всей видимости, ничего там нет,
поскольку на другой стороне добираться тоже особо не к чему. Одна индейская
резервация. Мы решаем спуститься на юг к Мобриджу и переправиться там.
Дорога на юг ужасна. Извилистая, узкая, бугристая бетонка с плохим
встречным ветром; солнце в глаза и большие полуприцепы навстречу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22