Вместо этого мне
бы хотелось интересоваться другим: "Что лучшего?" -- вопросом, режущим не
широко, а, скорее, глубоко, вопросом, ответы на который помогают спустить
ил по течению. В человеческой историй есть эпохи, когда русла мысли
прорезались слишком глубоко, и любые перемены оказывались невозможны,
ничего нового не происходило, а "лучшее" оставалось вопросом догмы. Сейчас
же все не так. Поток нашего общего сознания теперь, кажется, стирает
собственные берега, теряя основное направление, топя низины, разъединяя и
изолируя возвышенности -- и все это без какой-то особенной цели, кроме
зряшного претворения собственного внутреннего импульса. Тут, наверное,
требуется углубление русла.
Впереди другие ездоки, Джон Сазерленд и его жена Сильвия, съехали на
стоянку для пикников. Пора размяться. Я подкатываю к ним свою машину,
Сильвия снимает шлем и встряхивает волосами, а Джон ставит БМВ на подпорку.
Никто ничего не говорит. Вместе мы проехали уже столько, что с одного
взгляда знаем, как себя чувствует другой. Вот и сейчас мы просто спокойно
осматриваемся.
В это время на скамейках еще никого нет. Мы хозяева всей стоянки. Джон
шагает по траве к кованой металлической колонке и начинает качать воду.
Крис бредет к маленькому ручейку среди деревьев за бугорком, покрытым
травой. Я просто гляжу по сторонам.
Через некоторое время Сильвия садится на деревянную лавку и разминает
ноги, поочередно задирая их и опустив голову. Она всегда мрачнеет в долгих
паузах, и я ей что-то замечаю про это. Она поднимает на меня глаза, потом
снова опускает их к земле.
-- Все дело в людях и в машинах на той дороге, -- говорит она. --
Первый мужчина был таким грустным. Следующий -- точно такой же, за ним еще
один, и еще: все они одинаковы.
-- Они просто ехали на работу.
Сильвия все отлично понимает, но ничего неестественного в ее словах
нет.
-- Понимаешь, работа, -- повторяю я. -- В понедельник утром.
Полусонные. Кто в понедельник утром ездит на работу, улыбаясь?
-- Дело просто в том, что они на вид все такие потерянные, -- говорит
она. -- Будто умерли. Как похоронная процессия.
Она опускает обе ноги на землю.
Я понимаю, что она имеет в виду, но логически это ни к чему не
приведет. Работаешь, чтобы жить, и как раз этим они занимаются.
-- Я смотрел на болота, -- говорю я.
Немного спустя она поднимает голову и спрашивает:
-- Что видел?
-- Целую стаю краснокрылых дроздов. Они все вдруг взлетели, когда мы
проезжали.
-- А-а.
-- Я обрадовался, когда снова их увидел. Они связывают все друг с
другом, мысли и прочее. Понимаешь?
Она задумывается, а потом, на фоне темно-зеленых деревьев, улыбается.
Сильвия понимает особый язык, который не имеет ничего общего с тем, что
произносишь. Дочка.
-- Да, -- говорит она. -- Они прекрасны.
-- Понаблюдай за ними.
-- Ладно.
Появляется Джон и проверяет багаж на мотоцикле. Поправляет веревки,
потом открывает седельную сумку и начинает в ней копаться. Выкладывает
что-то на землю.
-- Если вам когда-нибудь понадобится веревка, не стесняйтесь, --
говорит он. -- Боже, да у меня ее, кажется, в пять раз больше, чем нужно.
-- Пока не надо, -- отвечаю я.
-- Спички? -- спрашивает он, продолжая копаться. -- Лосьон от загара,
расчески, шнурки... шнурки? Зачем нам шнурки от ботинок?
-- Давай не будем , -- говорит Сильвия. Они каменно смотрят друг на
друга и оба поворачиваются ко мне.
-- Шнурки могут сломаться в любой момент, -- торжественно произношу я.
Они улыбаются, но не друг другу.
Вскоре возвращается Крис, и нам время ехать. Пока он собирается и
влезает в седло, они выезжают, и Сильвия машет нам рукой. Мы снова на
шоссе, и я смотрю, как они впереди набирают дистанцию.
Шатокуа, пришедший мне в голову на это путешествие, вдохновила много
месяцев назад эта парочка, и, возможно, -- хоть я точно и не знаю, -- он
соотносится с некоторым подводным течением дисгармонии между ними.
Дисгармония наверняка довольно обычна при любом браке, но в их случае
она трагичнее. Мне, во всяком случае, так кажется.
Это не столкновение личностей; между ними тут нечто другое, за что ни
одного нельзя винить, но решить это никто из них не может. Не уверен и я,
есть ли решение для них и у меня -- так просто, мысли разные бродят...
Мысли эти начались с, казалось бы, незначительной разницы моего и
Джона мнений по совершенно не важному поводу: насколько следует заботиться
о своем мотоцикле. Для меня естественно и нормально пользоваться небольшими
наборами инструментов, читать инструкции, прилагающиеся к каждой машине,
настраивать и регулировать ее самому. Джон возражает. Он предлочитает,
чтобы об этом заботился компетентный механик, чтобы все делалось правильно.
Обе точки зрения совершенно нормальны, и это незначительное расхождение во
взглядах никогда бы не увеличилось, если бы мы не тратили столько времени в
совместных путешествиях и не сидели бы в придорожных забегаловках за пивом,
болтая о том, что приходит в голову. А в голову лезет обычно то, о чем
думаешь последние полчаса с тех пор, как в последний раз поговорили. Когда
думаешь о дороге, погоде, людях, старых временах или о том, что пишут в
газетах, разговор вполне естественно выстраивается приятным образом. Но
каждый раз, когда речь заходит о работе машины, всякая конструктивная
беседа прекращается. Разговор тормозится, наступает молчание и пауза в
общей непрерывности. Сидят, например, два старых друга, католик и
протестант, пьют пиво, и тут вдруг чего-то ради возникает тема контроля
рождаемости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22