Полина стала допытывать его, что произошло и чем он обидел ее
воспитанницу.
- Она неправильно поняла меня. Я не хотел ее обидеть, - начал
оправдываться Олег. - Не в моих правилах обижать женщин.
- Это уж положим! - вспыхнула Полина. - Что в твоих правилах и как ты
можешь обидеть женщину, я хорошо знаю.
Она намекала на их последнюю и не самую радостную встречу в одной из
ялтинских гостиниц три года назад, когда в их отношениях были расставлены
уже все точки. Однако, видя что он нахмурился, порывисто схватила его
руку.
- Извини, не то сказала! Я была тогда неправа. Но надеялась, что ты
простишь меня, как прощал не раз.
- Не надо об этом, Полюшка.
Он назвал ее так, как называл когда-то, когда они были близки, когда
любили друг друга. На глаза ее навернулись слезы, но она быстро справилась
с волнением.
- Ты прав: мы стали другими и вспоминать о том, что было когда-то
бессмысленно. Я убедила себя, что это был сон. Прекрасный, но все-таки
сон. А ты понял это гораздо раньше. И не спорь! Но ради всего святого, не
называй больше меня Полюшкой. Это будет ранить не только меня, но и ее.
- Кого? - не понял Олег.
- Славу. Она знает о нас все, я ничего не скрывала. Слава мне больше
чем воспитанница, она мне друг. Я рассказала ей о тебе, наших отношениях
так подробно, что вначале она была предубеждена против тебя. Но, стремясь
развеять ее предубеждение, я переусердствовала, в какой-то момент упустив
из виду, что она тоже женщина.
- В каком смысле? - растерялся Олег.
- В прямом, - скупо улыбнулась Полина. - У сестер, близких подруг так
бывает: одна невольно заражает своим чувством другую. И когда поняла это,
ужаснулась - что я наделала! Но сейчас уже не жалею. Слава немного
взбалмошная, бывает несдержанной, резкой. Но это не более, как самозащита.
Так сложилась ее жизнь, что в самом ранимом возрасте она оказалась
незащищенной и должна была рассчитывать лишь на себя. Но она не
озлобилась: колючесть у нее только внешняя. Она умеет быть благодарной,
отзывчивой, ласковой. А руки у нее просто золотые, она все умеет. И детей
любит.
- Ты что сватаешь ее мне? - разволновался Олег.
- Не вижу ничего ужасного в этом. Я знаю тебя, знаю ее и могу судить.
- Ничего не понимаю! Раньше ты никогда не говорила об этом, о ней.
- Потому и не говорила. Не говорила тебе, перестала говорить ей о
тебе. Думала ее увлечение пройдет. Но недавно поняла - не прошло. Не
скажу, что обрадовалась, но сейчас уже знаю, так угодно Богу. Пойми, я
люблю Славу, без нее мне будет плохо. Но ей нужен не просто мужчина -
надежный друг. А потом ей необходимо, как можно скорее уехать из нашего
города. Здесь ее угнетает все: могила отца, несчастная мать, глупые
сплетни, грязные домогательства. Последнее время я стала бояться за нее.
- Что так?
- Не знаю. Вот уже второй месяц она ходит, как неприкаянная. Раньше
делилась со мной всем, а с некоторых пор замкнулась, ушла в себя. Но я
чувствую - что-то давит, гнетет ее. Недавно позвонил какой-то ужасный
субъект, я подняла трубку, он принял меня за нее и наговорил, да что там
наговорил - зарычал такое, что у меня волосы дыбом встали. Я не передала
ей и половины из того, что он нарычал, чем угрожал, но то, что передала
было достаточно - ее затрясло, как в лихорадке. Тогда я стала молить Бога,
чтобы ты приехал. И он услышал меня...
Вернулся Леонид. На вопрос Полины, догнал ли он Мирославу,
неопределенно проворчал.
- Твое воспитание! Двадцать второй год пошел, а ведет себя, как
девчонка.
Олег старался убедить себя, что не мог поступить иначе: назревали
события, от которых Мирославе с ее импульсивностью лучше держаться
подальше, но все же чувствовал себя прескверно. Обрадовался, да так, что
едва не подпрыгнул, когда вместе с Закалюком вышел к ожидавшей их "Волге"
и возле машины увидел Мирославу.
Только сейчас позволил себе признаться, что влюблен в эту девушку.
Еще вчера между ними стояли казалось бы непреодолимые преграды, но они
потянулись друг к другу и преграды рухнули в одночасье, как карточный
домик. Однако не следовало обольщаться: оставались еще Мельник и платье,
от Кардена, Леонид и "мерседес", ее привязанности и увлечения, друзья и
подруги, расстаться с которыми ей предстоит потому, что Полина права - ее
воспитанницу надо увезти из этого города, а Мирослава может заупрямиться.
Так что прыгать от радости преждевременно.
Предупреждая вопросы, Мирослава сказала, хмуря ровные, шелковистые
брови:
- Мне дали понять, что я не более как обслуживающий персонал. Поэтому
сяду рядом с водителем, как и положено обслуге. А вас, мадам и монсиньоры,
прошу сюда.
Она демонстративно-предупредительно распахнула заднюю дверцу "Волги".
Полина укоризненно покачала головой, Леонид погрозил ей пальцем, а Олег
уже не смог сдержать улыбки, что расплылась едва ли не до ушей. Мирослава
недоуменно посмотрела на него, а затем скорчила гримаску. Завершилась
пантомима сердитым взглядом и показом языка.
Олег шагнул к ней, и прежде чем она успела воспротивиться, поцеловал
ее руку.
- Я был неправ. Обещаю больше никогда не обижать вас, Слава.
Она растерянно захлопала ресницами, потом неопределенно повела
плечами, сказала, стараясь придать своему голосу насмешливое звучание:
- Поживем - увидим, - но тут же зарделась, отвела глаза,
пробормотала: - Не думайте, я не в том смысле. И вообще не смейте так
думать обо мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85