Его портрет был здесь, в доме, среди фотографий медицинских светил.
Давид решил стать репортером, как этот злобный дурак, Жан-Поль Карон, за которого его дочь Лиза вбила себе в голову выйти замуж.
Элиана мазала губы какой-то мерзостью, от которой ее рот выглядел бледнее лица, что вместе с волосами, висящими прямыми прядями, делало ее похожей на привидение.
Вивиана прошла через приемную, стуча по паркету высокими каблуками, и на пороге кабинета воскликнула:
— Два часа! Мадам Рош сдержала слово, дала вам спокойно позавтракать.
Теперь телефон может и позвонить…
Она сдвинула брови, потому что профессор не шевельнулся. Сначала она подумала, что он по обыкновению на какой-то миг «отсутствует», но, подойдя ближе, убедилась, что он спит и на губах его блуждает какая-то тревожная улыбка.
Глава 4
Замешательство мадам Рош и обед с детьми
Вивиана была причиной первой неурядицы, не такой уж, в общем, серьезной, но за первой последовали еще две. Шабо не мог бы точно сказать, о чем он думал, пока ехал в машине, но настроение у него было, пожалуй, даже хорошее. Светило солнце, его осенние лучи сообщали предметам мягкость очертаний. Было тепло. Дорогой он отмечал про себя разнообразные картины: там собака спит у ворот, вытянув лапы в животном блаженстве; здесь шофер, ожидая в «роллс-ройсе» хозяина, читает английскую газету; к Булонскому лесу ритмичной рысью направляются всадник и всадница, и слышно, как постепенно затихает стук копыт. Шабо словно открыл для себя заново этот квартал, вновь увидел его таким, как в детстве: приютом мирной и счастливой жизни.
Так вот: перед тем как свернуть направо и въехать в парк клиники, Вивиана вдруг очень внимательно осмотрела оба тротуара, словно опасаясь чего-то, и ему сразу пришел на память эльзасец. То, что она именно на этом месте повела себя таким образом, — не означает ли, что его секретарша все знает и что ей случалось перехватывать послания, подсунутые под стеклоочиститель? Следует ли из этого вывод, что парень бывает свободен и в другие дни, не только во вторник и в субботу? А в таком случае…
Шабо предался этим мыслям, подымаясь по ступеням лестницы, и тут в трех метрах от него, в зарослях кустарника, послышался хруст веток и шорох сухих листьев. Страх охватил его — бессмысленный животный страх. Он остановился, ожидая выстрела, быстрых шагов, удара ножом — всего чего угодно, жестокого и непоправимого.
Он не подумал о своем пистолете, не сделал никакой попытки защититься. Он заранее подчинился неизбежности, примирился с фактом, как бы уже свершившимся.
Это длилось не дольше нескольких секунд — как раз столько времени потребовалось Вивиане, чтобы нагнать Шабо, посмотреть на него с удивлением и тревогой, — и тут же он заметил выходящего из зарослей садовника с каким-то дурацким орудием в руке.
Она ни о чем не спросила. А он ничего ей не объяснил.
Он так и оставил ее внизу, растерянную и недоумевающую, сел в лифт и зашел к себе в кабинет только чтобы переодеться.
Когда он открывал дверь девятой палаты, оставались ли на его лице следы пережитого волнения? Может быть, и так. Только этим и можно было объяснить то, что случилось позднее, если только не приписать все это маловероятному совпадению. Когда он вошел, мадам Рош лежала, и вид у нее был радостный, хотя и слегка возбужденный, вопреки темным кругам у глаз, что всегда бывает у рожениц после многочасовых схваток. Она поспешила сказать ему:
— Ну что, профессор, видите, как я умею держать слово?
Мадам Дуэ, стоящая у ее постели, сделала профессору знак, что пора вызывать каталку. Не успел он ответить на ее взгляд, как молодая женщина изменилась в лице. Если оно и не выражало страха, в нем ясно читалось сомнение, колебание; но все же мадам Рош попыталась сохранить шутливый тон и спросила:
— На этот раз все будет так же хорошо, как и раньше?
Он замешкался с ответом. Совсем недолго. Потому что был удивлен. Потому что спрашивал себя в этот миг, что же такое могла прочитать в его глазах мадам Рош, всегда уверенная в себе, чтобы вдруг так взволноваться, Наконец он услышал свой ответ:
— Ну конечно, почему в этот раз должно быть иначе?
— Кажется, он идет головкой, как и мои старшие.
— Знаю. Мадам Дуэ мне звонила.
Так и было. Она представила ему подробный отчет в специальной терминологии.
— Что вас беспокоит?» — настаивала она.
Он попытался рассмеяться:
— Ровно ничего! Клянусь вам, что я ничуть не обеспокоен. Видимо, я напрасно вздремнул после завтрака.
Она поверила ему и успокоилась.
— Ах, вот в чем дело! Вы совсем как мой муж…
Она оборвала себя на полуслове, потому что начались схватки, и учащенно задышала, самостоятельно применив прием обезболивания, которому обучилась еще во время первых родов.
Взглянув на будильник, она продолжила:
— Тридцать секунд… схватки короткие, но захватывают вглубь… Так я говорила, что мой муж, если поспит днем, то после этого часа два ходит как очумелый…
— Вы готовы?
Он улыбался ей. Очень важно вернуть ее доверие. С минуты на минуту, когда начнется отторжение плода, полное взаимопонимание между ними необходимо, потому что ему предстоит управлять ее условными рефлексами. На ее долю останется роль автомата, и он будет приводить этот автомат в движение с помощью ключевых слов.
— А вы не устали, профессор? Боюсь, вы в конце концов возненавидите всех нас, женщин, ведь из-за нас вы не можете жить так, как все…
Сестры доставили каталку, и он сделал им знак подождать, так как начались новые схватки. Когда наконец ее вывозили из палаты, рука ее, которую он не выпускал из своей, была совсем влажной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37