Сумеречная канцелярия предоставляет всю необходимую информацию, чтобы не нагружать лишними проблемами и без того замотанных рыцарей ложи Всевидящего Ока, а воины Пантократора берут на себя основную работу. Чегодаец только что получил сообщение о трагической и странной смерти барона Отфрида Лангранка, отважного рубаки, героя многих военных кампаний и страстного приверженца зиккенгенских принцев. Он мог поставить под их знамена не меньше четырех тысяч прекрасно вооруженных и обученных воинов, так что его кончина была на руку королю.
Но вот что больше всего интересовало начальника Сумеречной канцелярии: хотя официально считалось, что барон Лангранк умер естественной смертью (никого в запертой изнутри на массивный засов опочивальне, находящейся на последнем этаже центральной башни его замка, не было, да и быть не могло), перепуганные домочадцы твердили, что глаза покойного буквально вылезли из орбит, а лицо свела судорога, и причиной тому был ужас, навсегда застывший в его остекленевших зрачках.
Хиттингу было любопытно, что такого мог увидеть барон, чтобы умереть на месте от страха. Что или кого нужно предъявить человеку, в одиночку удерживавшему бастион Газа от нескольких десятков разъяренных тагастийцев, которые никогда не славились рыцарским отношением к пленным. Но Фрагг Монтекассино вряд ли поделится своими секретами. Да и стоит ли их выпытывать? Порой и начальник Сумеречной канцелярии должен спать спокойно.
Кстати, о сне…
Чегодаец выглянул в окно. Там занимался рассвет нового дня, и ни о каком отдыхе помышлять не приходилось. Было у него в запасе два часа, и Гус подумал было, а не заехать ли ему в гости к прелестной виконтессе Ди Тораджа, но тут же отбросил эту идею как не совсем удачную. В последнее время на него навалилось слишком много работы, и он уделял любовнице так мало внимания, что она, кажется, на него обозлилась. Причем всерьез. Во всяком случае, в особняке Ди Тораджа его принимали гораздо прохладнее, чем год тому назад, в самом начале их связи. А теперь, в связи с последними событиями, они станут видеться и того реже – если это вообще возможно. Так что на период государственного кризиса о личной жизни придется забыть, а после окончания войны лучше приискать себе новую любовницу, не отягощенную старыми обидами и претензиями, и погрузиться в новую страсть. Хиттинг искренне полагал, что в этом деле основная прелесть заключается в новизне.
Надо бы однажды расспросить Фрагга Монтекассино, как ему удается сохранять нежные отношения со всеми бывшими любовницами и пользоваться их благосклонностью, когда ему только взбредет в голову. Но вряд ли великий магистр поделится и этими своими секретами, хотя марбасы, бакоры и пселлусы тут явно ни при чем.
Во всяком случае, начальник Сумеречной канцелярии очень хотел на это надеяться.

* * *

Король Могадор эт Альгаррода, отпустив слуг, не стал ложиться спать. Он облачился в простой костюм, висевший в потайном шкафу, глубоко надвинул на лоб черную шляпу с широкими полями, закутался в плащ и вышел из своей опочивальни в коридор, которым пользовались только гро-вантары, великий логофет и Гус Хиттинг.
Он шел к усыпальнице своего великого предка, Горвенала эт Альгарроды, Печального короля, сыгравшего со всеми такую злую шутку. И хотя он знал теперь, что гробница пуста, как скорлупа выеденного яйца, однако старые привычки так скоро не умирают. Да и куда ему было еще идти?
Он знал, что завтрашний день принесет ему известия о смерти разных людей – внезапной, но вполне естественной, хотя и странной. Осиротеют их дети, овдовеют жены. Нет, их не убьют. И он сегодня не подписал приказа об уничтожении мятежников. И даже не произнес вслух, что желал бы избавиться от этой проблемы, но разве в этом дело? В чем-то он все же был виноват, иначе зачем бы так терзала его глупая совесть.
Король, правящий огромной страной, не должен умирать в душе с каждым из подданных, которых он посылает либо обрекает на смерть. У него совершенно другая работа. Король не должен вдаваться в частности – частности мешают видеть целое, как за деревьями не видно леса. Этот урок он усвоил уже в детстве и с тех пор постоянно его повторял. Просто не всегда помогало.
Он шел к пустой гробнице, чтобы поговорить с тем, кто его наверняка не услышит; спросить совета у того, кто его не даст; искать сочувствия у того, у кого он его никогда не найдет. И это ему не казалось странным.
Куда еще идти королю, чей долг и чья совесть кричат абсолютно разные вещи.
Единственное, что как-то примиряло его с действительностью, – это мысль о том, что во всем происходящем существует некий высший смысл.
Иначе все в этом мире не имеет смысла.

* * *

Когда долговязая фигура лоточника возникла на пороге его скромной комнатушки, Картахаль, похоже, совершенно не удивился.
– Проходи, – сказал он, пропуская ночного гостя. – Не спится? Думы не дают?
– Не спросишь, зачем я пришел? – усмехнулся продавец счастливых билетиков. – Не помешаю?
– Зачем бы ни пришел, проходи. Захочешь – сам скажешь. Не захочешь – спрашивать не стану. Просто посидим, выпьем.
– Я ненадолго.
– Разумеется, ненадолго. На рассвете мы уходим.
– Война…
– Что тут скажешь. Лучше садись к столу, наливай себе марьяги и вытаскивай своего Гауденция из-за пазухи. Где-то тут у меня должен был остаться от вчерашнего ужина кусок сыра. Он ест сыр?
– Как ты мог заметить, он ест все, что в состоянии разгрызть.
Гауденций обиженно посмотрел на хозяина, вздохнул – дескать, что возьмешь с грубияна и невежи – и принялся уплетать предложенное угощение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121