Маленький грум вывел из конюшни его любимого каурого жеребца по кличке Нест, и Субейран взлетел в высокое седло с легкостью и изяществом, стяжавшими ему славу одного из лучших кавалеристов. Он легонько тронул коленями бока скакуна; благородное животное повернуло к нему великолепную рыжую голову с бледно-желтой гривой и повело черным глазом. Дюк ласково потрепал его по холке, и конь взял с места в карьер.
Прохожие, прогуливавшиеся по широким улицам Оганна-Ванка: завидев вдалеке всадника в серебристом камзоле, похожего на диковинную рыбу, вытащенную из воды, опасливо жались к стенам домов. Крутой нрав хварлингского вельможи был известен далеко за пределами его дворца. Но сегодня дюк не получал обычного удовольствия от быстрой езды и от испуга глупых горожан, которых он презирал с той же силой, с какой его воинственные северные предки презирали изнеженных, слабых южан.
Субейран ехал на встречу с тем, от кого зависел успех всего предприятия и воплощение его давнего тайного замысла – стать королем Охриды и положить начало новой тысячелетней династии.
Согласно старинным семейным преданиям, тогда, в далеком Хваре, его предки считались куда более могущественным и знатным родом, чем род дюка Гинкмара, и только несчастливая случайность помешала им взойти на престол. Теперь же, когда Хвар являлся всего только одной из провинций огромного охридского королевства, о высоком происхождении Субейрана вспоминали и того реже. Это угнетало и оскорбляло гордого, самолюбивого, жаждущего власти вельможу.
Он не понимал, как, имея в своем распоряжении такую грандиозную силу, какую представлял собой орден гро-вантаров, военный гений Де Геррена, великолепно обученную и вооруженную армию и полную казну, Могадор эт Альгаррода еще не подчинил себе окрестные территории и не присоединил их к охридской короне. Жалкий монарх, негодовал Субейран, разве он не видит, что мог бы править империей, простирающейся от моря и до моря, равной которой не было бы во всей Медиолане. Нет, недостоин королевского венца тот, кто не радеет о благе своей страны и не стремится приумножить ее земли и богатства.
Если представить себе Охриду как огромный винный погреб, то Гай Субейран в нем являлся выдержанным вином мести урожая 500-х годов Второй эпохи.
Когда во время верховой прогулки в лесу – это случилось лет пять назад, в Хваре, где Субейран ежегодно проводил два осенних месяца, – к нему приблизился всадник в зеленой чешуйчатой броне и остроклювом шлеме с пышным султаном жестких седых волос и предложил отвлеченно побеседовать о будущем Охриды, дюк заподозрил в нем дознавателя Сумеречной канцелярии, специально подосланного Гусом Хиттингом, чтобы получить наконец долгожданный повод для ареста и казни опасного вельможи. Субейран знал, что коварный чегодаец видит все его тайные мысли и устремления и только мягкотелость Могадора (за которую, впрочем, дюк не раз возносил молитвы красноглазому Ингельгейму) мешает ему расправиться с тем, кого он вполне обоснованно полагает врагом. Но то оказалось лишь первое, поверхностное впечатление.
Осторожный хварлинг, не имеющий привычки откровенничать ни с кем из владеющих даром членораздельной речи и поверяющий все свои горести, тревоги и тайны только жеребцу Несту и двум любимым псам, внезапно отбросил привычную недоверчивость. Он уверовал в то, что боги услышали его мольбы и послали того, кто поможет ему начать и завершить дело его жизни. Ибо одинокий всадник не был похож на обычного человека, как его скакун мало походил на обычного коня.
Нет, издалека к нему было не придраться, да и вблизи, казалось бы, тоже. Две руки, две ноги, одна голова…
Но шелестящий, как ветер над могильными плитами, голос, холод которого замораживал душу, от которого холодели кончики пальцев, будто их опустили в ледяной горный ручей, не мог принадлежать смертному. Раскосые, вздернутые к вискам глаза завораживали немигающим желтым взглядом. Однажды, лет двадцать назад, юный Гай столкнулся в лесу с детенышем василиска (что и спасло ему жизнь). Так вот, у крохотной бестии был точно такой же взгляд и такие же глаза. А бледные, длиннопалые руки с голубыми прожилками обладали ужасной силой – как-то раз Субейран видел, как тот, кто представился ему рыцарем Арбогастом, растер в пыль увесистый камень.
Арбогаст предложил ему помощь, не вдаваясь в объяснения, отчего дюку оказана такая милость. Тот сам придумал причину: ведь может же быть так, что языческие боги недовольны правлением Пантократора и мечтают вернуть себе былую славу и власть. А известно, что богам для этого необходимы люди, ибо потусторонние сражения за небесный престол ничего не значат, если тень их не отброшена на землю.
Хварлингский дюк полагал себя избранным потому, что сам никогда не отступался от древней веры своих предков и, несмотря на опасность разоблачения, приносил щедрые жертвы в красном храме Ингельгейма и Йорейг, спрятанном в глубине холодных Могелонских фьордов.
Именно рыцарь Арбогаст посоветовал Гаю Субейрану сыграть в сложную и опасную многоходовую игру, ставкой в которой, с одной стороны, была голова мятежного хварлинга, а с другой – престол Охриды. Всех сложностей и хитросплетений этой игры не понимал и сам дюк, но одно он знал наверняка – вскоре Медиолана будет охвачена пожаром великой войны из тех, что решают судьбы народов и сметают с лица земли целые страны. И разумнее всего вовремя оказаться на стороне победителя, предложив ему дружбу и нерушимый союз.
Ничего не стоит связать себя словом, внушал вельможе таинственный советчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121