Керберона она на дух не выносила: принцессу пугали его зеленые немигающие глаза василиска и непроницаемое лицо, но на все ее увещевания отослать телохранителя куда-нибудь в провинцию падре Берголомо так ничего и не предпринял. А монарх не прислушался к ее дельным советам по управлению страной в грядущем году, хотя она составила удивительно точное предсказание, которое поколебало уверенность не одного звездочета.
Дюк Субейран и тот носился чем-то озабоченный, отвечал невпопад, говорил глупости, а на предложение сосредоточиться, погрузиться в себя и трижды три раза прочесть гимн змееногому Данакилю – проверенный способ отрезвления, очищения разума и обострения умственных способностей – ответил идиотским смешком, который она скорее ожидала бы услышать от своих непутевых сыновей.
Они трое – позорище великой фамилии и пятно на славном гербе благородных предков – тоже добавили головной боли страдающей матери!
Хильдебранд всю ночь увивался за толстой и глупой дочерью барона Сенна Эмбайна, на круглом веснушчатом лице которой не мелькнуло даже тени высокой духовности – а именно это качество, помимо безупречной родословной, крепкого здоровья, доброго нрава и богатого приданого, Эдесса Атри полагала самым важным в будущей невестке. Впрочем, пока что она была против женитьбы любого из сыновей.
Куда им жениться, если Гидеон, несмотря на то, что она строго надзирала за ним весь вечер и неоднократно просила присутствующих не приглашать его выпить с ними, ибо сие не пристало уважающему себя дворянину, употребил такое количество горячительных напитков, что ее бросило в краску от негодования. А на вполне естественное замечание, сделанное ему с надлежащей строгостью (кто же, кроме матери, скажет правду родному дитяти?), отозвался грубой бранью.
Кавендер вообще куда-то сбежал, и она не смогла его найти, хотя страстно желала познакомить с ним альбонийского вельможу, комта Амиральда. Он был несметно богат, и зиккенгенская принцесса отчего-то решила, что комт должен пожертвовать изрядную сумму на изучение массилийских манускриптов Второй эпохи. Он встретил ее предложение без особого энтузиазма и все время косился по сторонам, как загнанный зверь, чем вызвал неудовольствие знатной собеседницы. И Эдесса подумала, что Кавендер мог бы поставить на место нахального альбонийца – ему это проще простого, он ведь то и дело дерется на поединках без всяких причин…
Принцесса одевалась к утреннему приему и составляла реестр своих обид и огорчений.
И когда лакей испуганной скороговоркой доложил о том, что в кабинете дожидается приема дюк Субейран, она не знала, злиться ей или радоваться.
С одной стороны, она получала неожиданного собеседника и верного союзника в ее вечном сражении с сыновьями, с другой – дюк Субейран не имел привычки являться без приглашения в столь ранний час, не имея на то важной причины. Отсюда следует, что он явился по делу, а заниматься делами зиккенгенская принцесса не любила. Особенно по утрам. И особенно когда ее мысли витали в горних сферах.
На всякий случай она распустила вьющиеся рыжие волосы, которые служанка только что уложила в изящную прическу и украсила гребнями из морских раковин и панцирей крохотных черепашек. Расстегнула три жемчужные пуговицы на воротнике-стойке, который плотно охватывал ее стройную длинную шею. Подумала – и расстегнула четвертую, давая возможность нескромному взору обнаружить сияющую сапфировую каплю кулона, скользнувшую в соблазнительную ложбинку меж двух грудей.
Эдесса Атри не сходила с ума от мужчин, но и не пренебрегала удобным случаем, чтобы получить от жизни малую толику и этого удовольствия. К тому же сей нехитрый прием частенько давал ей минуту-другую передышки, чтобы успеть собраться с мыслями и заготовить нужную фразу.
Сильный и красивый хварлингский вельможа был нередким гостем в ее опочивальне. Но великая власть зиккенгенки над мужчинами заключалась в том, что она относилась к сему обстоятельству с великолепным пренебрежением. И несколько часов спустя встревоженный любовник уже не мог понять, действительно ли она забыла о том, что произошло между ними, или блестяще притворяется.
Она так кричала, стонала и сладострастно извивалась в объятиях своих любовников; так искренне и откровенно шептала непристойные признания; так охотно и вдохновенно исполняла самые дикие и сокровенные желания, коих не могли удовлетворить даже покорные массилийские наложницы, что ни одному из счастливых и гордых собою мужчин не могло прийти в голову, что для нее это ровным счетом ничего не значило.
Она выходила из любовных игр, как из реки, и недавние страсти стекали с нее, как вода.
Она поднималась с измятого и влажного от пота ложа, как вставала ото сна – только что он казался таким ярким и незабываемым, а спустя час ты не можешь припомнить, снилось ли тебе что-то вообще.
Дюк Субейран был ближе всех к пониманию этой истины, но и ему мешало нырнуть за правдой на самое дно нормальное мужское самолюбие.
Пожалуй, только Фрагг Монтекассино будил какие-то чувства в капризной и переменчивой душе зиккенгенки, но и то только потому, что отверг ее.
Эдесса вошла в кабинет в зеленом бархатном платье с жемчужными пуговками, подчеркивавшем тонкость ее талии и стройность бедер, и Субейран на один-единственный миг, но все-таки забыл, зачем явился сюда.
– Что-то случилось, Гай? – мурлыкнула принцесса.
И дюку отчаянно захотелось схватить ее в объятия и сжать так, чтобы хрустнули ребра, а потом заткнуть рот и повалить ее на пол прямо здесь, в кабинете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121