Тебе нет дела ни до чужих богов, ни до воли Пантократора, которому ты якобы служишь. Ты камня на камне не оставишь, только чтобы вышло по-твоему.
На самом деле Ардамалех, в том смысле, в каком понимаете его вы, люди, – это ты. У тебя нет мечты, пускай и жестокой. У тебя нет стремления в неизвестное. Ты хочешь, чтобы все осталось как есть и ни на йоту не сдвинулось. У тебя и таких, как ты, есть только цель.
– Выжить, – глухо произнес Монтекассино.
– Возможно. Я не рассматривал эту проблему с точки зрения смертного. Скажи мне, Фрагг, отчего вы так боитесь логического завершения собственной жизни? Разве кто-то из вас не умирал?
Великий магистр задумался на мгновение.
– Наверное, потому, что так и не постигли, что она такое. На наших глазах умирают десятки и сотни людей, но ни один не возвращается, чтобы объяснить, как это было. Человечество накопило самый большой свой опыт в этой области: мы научились убивать, умирать, провожать в последний путь. Но мы так и не узнали, куда он ведет и что ждет нас за гранью тьмы. Умирая либо убивая, мы не понимаем, что делаем. А это самое страшное.
– Ардамалех не боится смерти и неизвестности, – сказал пленник после такой долгой паузы, что Монтекассино уже подумал, что разговор на сегодня окончен. – Этим он отличается от всех вас. Этим он сильнее и слабее – в одно и то же время. Он велик тем, что у него есть мечта, необъятная, как океан, недостижимая, как небеса, но именно поэтому такая прекрасная. Он уязвим во всем, что касается этой мечты, и здесь вы сможете нанести ему роковой удар. Мне искренне жаль его, ибо я видел падение множества старых и рождение новых миров. И ни один из них не рухнул и не возродился из пепла одномоментно. Это долгий и мучительный процесс, на который уходят жизни десятка Ардамалехов. А они, глупые, так охотно отдают их взамен на пустые обещания судьбы – пускай даже догадываются, что их непременно обманут.
Не знаю, что будет с каждым из вас, Фрагг, по отдельности, но вы – люди – переживете и эту напасть. Вы даже не заметите, что ваш старый мир закончился и вокруг течет новое время.
Ты просил совета? Вот мой совет – уничтожь мечту Ардамалеха, и ему будет незачем жить. Сделай так, чтобы ему было некуда идти и некуда возвращаться, и он сам остановится посредине дороги. Ибо ему не важно, выживет ли он. Предложи ему что-то ценнее его жизни, и он с радостью променяет ее на твой подарок.
Ардамалех – это тот, кто заглянул однажды за завесу и не испугался сияющего и вечного может быть.
О чем ты думаешь, Фрагг?
Монтекассино улыбнулся:
– Я слушаю тебя, как слушаю обычно музыку. А думаю… о чем же я думаю? Вероятно, о том, почему ты тут. Чем больше я тебя знаю, тем меньше верю, что эти жалкие письмена могут удержать тебя в темнице против твоей воли.
– Не преуменьшай их власти, – отозвался пленник, переступая по золоченому шесту, как огромный пернатый хищник. – Мне потребовалось бы некоторое усилие, дабы преодолеть сопротивление этих стен, а сие есть великое достижение для смертных. Но ты прав – я здесь отчасти по твоей, а отчасти – и по собственной воле. А есть еще воля высшего существа и прихоть переменчивой судьбы. Но объяснить причины на вашем, земном, языке я, увы, не в состоянии. Хотя тебе – объяснил бы. Ты понял бы меня – должен был бы понять.
– Иногда мне кажется, что я пускай и не понимаю, но чувствую это без объяснений.
– И каковы твои ощущения?
– Это ледяной ужас, великолепный мрак, сияющая, как ты сказал, бездна – и восторг.
– Ты почти описал смерть такой, какой ее видят изнутри уходящие, – заметило существо. – Но нам пора прощаться. Тебя уже ждут. Там, наверху, другие заботы. И что бы я ни посоветовал тебе, но будет еще война, кровь, предательства, смерти… И все это по капле будет вытягивать из тебя жизнь.
– Куда я денусь? – мрачно спросил великий магистр. – Благодарю тебя, великолепный, за беседу, добрый совет и за удовольствие наблюдать сии удивительные произведения.
И он указал на карту Медиоланы.
– Ступай, – приказало существо.
И когда Фрагг, низко поклонившись, повернулся, чтобы выйти, внезапно окликнуло его:
– Магистр!
– Да, великолепный.
Тонкие крылья распахнулись, подняв своего обладателя к самому потолку. И оттуда, из-под куполообразного свода, усеянного золотыми звездами, которые складывались в копии настоящих созвездий, прозвучал глубокий и мощный, как рев водопада, голос:
– Было бы нечестно утаить от тебя главное.
– Что именно, великолепный?
– Ты смотришь не в ту сторону.
Ты ищешь в другом месте.
Ты идешь не туда.

* * *

В неверном свете сотен факелов степь, казалось, ожила и двинулась на Маранью.
Несметное количество воинов, бесшумных как тени и неотличимых от собственных черных теней, бегущих рядом с ними на приступ, вызывали безотчетный ужас. Словно почувствовав беду, негромко взвыли собаки, запертые в домах, да тут же и захлебнулись собственным воем.
Юбер Де Ламертон дал знак своим солдатам, и лучники подняли луки, приготовившись стрелять. Они совершили ошибку, следя за тем, что происходит внизу, у подножия башен, у основания стен. Никому из защитников крепости не пришло на ум поднять голову и тревожно всматриваться в ночное небо. А ведь заподозрил неладное правитель, еще днем заподозрил, но тут же и отбросил свои предположения как абсолютно бессмысленные. Он думал, что не стоит отвлекаться на вероятное, но в принципе невозможное. И оказалось, что просчитался.
Его просчет был оплачен ценой крови.
Сколько стоит людская кровь – запекшаяся на белых камнях; впитавшаяся в сухой песок и жесткую рыжую пыль; забрызгавшая голубой шелк праздничного девичьего платья;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121