И тихо озарились крышиВ ночной деревне, на горе. Иду, и холодеют росы,И серебрятся о тебе,Всё о тебе, расплетшей косыДля друга тайного, в избе. Дай мне пахучих, душных зелийИ ядом сладким заморочь,Чтоб, раз вкусив твоих веселий,Навеки помнить эту ночь. Октябрь 1906 Проклятый колокол Вёсны и зимы меняли убранство.Месяц по небу катился – зловещий фонарь.Вы, люди, рождались с желаньем скорей умереть,Страхом ночным обессилены. А над болотом – проклятый звонарьБил и будил колокольную медь.Звуки летели, как филины,В ночное пространство. Колокол самый блаженный,Самый большой и святой,Тот, что утром скликал прихожан,По ночам расточал эти звуки. Кто рассеет болотный туман,Хоронясь за ночной темнотой?Чьи качают проклятые рукиЭтот колокол пленный? В час угрюмого звона я былПод стеной, средь болотной травы,Я узнал тебя, черный звонарь,Но не мне укротить твою медь! Я в туманах бродил.Люди спали. О, люди! Пока не пробудитесь вы, –Месяц будет вам – красный, зловещий фонарь,Страшный колокол будет вам петь! 7 ноября 1906 О жизни, догоревшей в хоре… О жизни, догоревшей в хореНа темном клиросе твоем.О Деве с тайной в светлом взореНад осиянным алтарем. О томных девушках у двери,Где вечный сумрак и хвала.О дальной Мэри, светлой Мэри,В чьих взорах – свет, в чьих косах – мгла. Ты дремлешь, боже, на иконе,В дыму кадильниц голубых.Я пред тобою, на амвоне,Я – сумрак улиц городских. Со мной весна в твой храм вступила,Она со мной обручена.Я – голубой, как дым кадила,Она – туманная весна. И мы под сводом веем, веем,Мы стелемся над алтарем,Мы над народом чары деемИ Мэри светлую поем. И девушки у темной двери,На всех ступенях алтаря –Как засветлевшая от МэриПередзакатная заря. И чей-то душный, тонкий волосСкользит и веет вкруг лица,И на амвоне женский голосПоет о Мэри без конца. О розах над ее иконой,Где вечный сумрак и хвала,О деве дальней, благосклонной,В чьих взорах – свет, в чьих косах – мгла. Ноябрь 1906 В синем небе, в темной глуби… В синем небе, в темной глубиНад собором – тишина.Мы одну и ту же любим,Легковейная весна. Как согласны мы мечтами,Благосклонная весна!Не шелками, не речамиПокорила нас она. Удивленными очамиМы с тобой покорены,Над округлыми плечамиКосы в узел сплетены. Эта девушка узналаЧары легкие весны,Мгла весенняя сплеталаЕй задумчивые сны. Опустила покрывало,Руки нежные сплела,Тонкой стан заколдовала,В храм вечерний привела, Обняла девичьи плечи,Поднялась в колокола,Погасила в храме свечи,Осенила купола, И за девушкой – далечеВ синих улицах – весна,Смолкли звоны, стихли речи,Кротко молится она… В синем небе, в темной глубиНад собором – тишина.Мы с тобой так нежно любим,Тиховейная весна! Ноябрь 1906 Балаган Ну, старая кляча, пойдем ломать своего Шекспира! Кин Над черной слякотью дорогиНе поднимается туман.Везут, покряхтывая, дрогиМой полинялый балаган. Лицо дневное АрлекинаЕще бледней, чем лик Пьеро.И в угол прячет КоломбинаЛохмотья, сшитые пестро… Тащитесь, траурные клячи!Актеры, правьте ремесло,Чтобы от истины ходячейВсем стало больно и светло! В тайник души проникла плесень,Но надо плакать, петь, идти,Чтоб в рай моих заморских песенОткрылись торные пути. Ноябрь 1906 Твоя гроза меня умчала… Твоя гроза меня умчалаИ опрокинула меня.И надо мною тихо всталаСинь умирающего дня. Я на земле грозою смятыйИ опрокинутый лежу.И слышу дальние раскаты,И вижу радуги межу. Взойду по ней, по семицветнойИ незапятнанной стезе –С улыбкой тихой и приветнойСмотреть в глаза твоей грозе. Ноябрь 1906 В час глухой разлуки с морем… В час глухой разлуки с морем,С тихо ропщущим прибоем,С отуманенною далью – Мы одни, с великим горем,Седины свои закроемБелым саваном – печалью. Протекут еще мгновенья,Канут в темные века. Будут новые виденья,Будет старая тоска. И, в печальный саван кроясь,Предаваясь тайно горю,Не увидим мы тогда, – Как горит твой млечный пояс!Как летит к родному морюСеребристая звезда! Ноябрь 1906 Сольвейг! О, Сольвейг! О, Солнечный Путь!.. Сольвейг! О, Сольвейг! О, Солнечный Путь!Дай мне вздохнуть, освежить мою грудь! В темных провалах, где дышит гроза,Вижу зеленые злые глаза. Ты ли глядишь, иль старуха – сова?Чьи раздаются во мраке слова? Чей ослепительный плащ на летуПуть открывает в твою высоту? Знаю – в горах распевают рога,Волей твоей зацветают луга. Дай отдохнуть на уступе скалы!Дай расколоть это зеркало мглы! Чтобы лохматые тролли, визжа,Вниз сорвались, как потоки дождя, Чтоб над омытой душой в вышинеДень золотой был всерадостен мне! Декабрь 1906 В серебре росы трава… В серебре росы трава.Холодна ты, не жива.Слышишь нежные слова? Я склонился. Улыбнись.Я прошу тебя: очнись.Месяц залил светом высь. Вдалеке поют ручьи.Руки белые твои –Две холодные змеи. Шевельни смолистый злак.Ты открой твой мертвый зрак.Ты подай мне тихий знак. Декабрь 1906 Усталость Кому назначен темный жребий,Над тем не властен хоровод.Он, как звезда, утонет в небе,И новая звезда взойдет. И краток путь средь долгой ночи,Друзья, близка ночная твердь!И даже рифмы нет корочеГлухой, крылатой рифмы: смерть. И есть ланит живая алость,Печаль свиданий и разлук…Но есть паденье, и усталость,И торжество предсмертных мук. 14 февраля 1907 Придут незаметные белые ночи… Придут незаметные белые ночи.И душу вытравят белым светом.И бессонные птицы выклюют очи.И буду ждать я с лицом воздетым, Я буду мертвый – с лицом подъятым.Придет, кто больше на свете любит:В мертвые губы меня поцелует,Закроет меня благовонным платом. Придут другие, разрыхлят глыбы,Зароют, – уйдут беспокойно прочь:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119