Люди суетливо выбегали за ворота(Улицу скрывал дощатый забор).Мальчишки, женщины, дворники заметили что-то,Махали руками, чертя незнакомый узор. Бился колокол. Гудели крики, лай и ржанье.Там, на грязной улице, где люди собрались,Женщина-блудница – от ложа пьяного желанья –На коленях, в рубашке, поднимала руки ввысь… Высоко – над домами – в тумане снежной бури,На месте полуденных туч и полунощных звезд,Розовым зигзагом в разверстой лазуриТонкая рука распластала тонкий крест. 3 февраля 1904 Петр Евг. Иванову Он спит, пока закат румян.И сонно розовеют латы.И с тихим свистом сквозь туманГлядится Змей, копытом сжатый. Сойдут глухие вечера,Змей расклубится над домами.В руке протянутой ПетраЗапляшет факельное пламя. Зажгутся нити фонарей,Блеснут витрины и троттуары.В мерцаньи тусклых площадейПотянутся рядами пары. Плащами всех укроет мгла,Потонет взгляд в манящем взгляде.Пускай невинность из углаПротяжно молит о пощаде! Там, на скале, веселый царьВзмахнул зловонное кадило,И ризой городская гарьФонарь манящий облачила! Бегите все на зов! на лов!На перекрестки улиц лунных!Весь город полон голосовМужских – крикливых, женских – струнных! Он будет город свой беречь,И, заалев перед денницей,В руке простертой вспыхнет мечНад затихающей столицей. 22 февраля 1904 Поединок Дни и ночи я безволен,Жду чудес, дремлю без сна.В песнях дальних колоколенПробуждается весна. Чутко веет над столицейУгнетенного Петра.Вечерница льнет к деннице,Несказанней вечера. И зарей – очам усталымПредстоит, озарена,За прозрачным покрываломЛучезарная Жена… Вдруг летит с отвагой ратной –В бранном шлеме голова –Ясный, Кроткий, Златолатный,Кем возвысилась Москва! Ангел, Мученик, ПосланецПоднял звонкую трубу…Слышу коней тяжкий танец,Вижу смертную борьбу… Светлый Муж ударил Деда!Белый – черного коня!..Пусть последняя победаДовершится без меня!.. Я бегу на воздух вольный,Жаром битвы утомлен…Бейся, колокол раздольный,Разглашай весенний звон! Чуждый спорам, верный взорамДевы алых вечеров,Я опять иду дозоромВ тень узорных теремов: Не мелькнет ли луч в светлице?Не зажгутся ль терема?Не сойдет ли от божницыЛучезарная Сама? 22 февраля 1904 Обман В пустом переулке весенние водыБегут, бормочут, а девушка хохочет.Пьяный красный карлик не дает проходу,Пляшет, брызжет воду, платье мочит. Девушке страшно. Закрылась платочком.Темный вечер ближе. Солнце за трубой.Карлик прыгнул в лужицу красным комочком,Гонит струйку к струйке сморщенной рукой. Девушку манит и пугает отраженье.Издали мигнул одинокий фонарь.Красное солнце село за строенье.Хохот. Всплески. Брызги. Фабричная гарь. Будто издали невнятно доносятся звуки…Где-то каплет с крыши… где-то кашель старика…Безжизненно цепляются холодные руки…В расширенных глазах не видно зрачка… · · · · · · · · · · · · · · · · Как страшно! Как бездомно! Там, у забора,Легла некрасивым мокрым комком.Плачет, чтобы ночь протянулась не скоро –Стыдно возвратиться с дьявольским клеймом… Утро. Тучки. Дымы. Опрокинутые кадки.В светлых струйках весело пляшет синева.По улицам ставят красные рогатки.Шлепают солдатики: раз! два! раз! два! В переулке у мокрого забора над теломСпящей девушки – трясется, бормочет голова;Безобразный карлик занят делом:Спускает в ручеек башмаки: раз! два! Башмаки, крутясь, несутся по теченью,Стремительно обгоняет их красный колпак…Хохот. Всплески. Брызги. Еще мгновенье –Плывут собачьи уши, борода и красный фрак… Пронеслись, – и струйки шепчутся невнятно.Девушка медленно очнулась от сна:В глазах ее красно-голубые пятна.Блестки солнца. Струйки. Брызги. Весна. 5 марта 1904 Вечность бросила в город… Вечность бросила в городОловянный закат.Край небесный распорот,Переулки гудят. Всё бессилье гаданьяУ меня на плечах.В окнах фабрик – преданьяО разгульных ночах. Оловянные кровли –Всем безумным приют.В этот город торговлиНебеса не сойдут. Этот воздух так гулок,Так заманчив обман.Уводи, переулок,В дымно-сизый туман… 26 июня 1904 Город в красные пределы… Город в красные пределыМертвый лик свой обратил,Серо-каменное телоКровью солнца окатил. Стены фабрик, стекла окон,Грязно-рыжее пальто,Развевающийся локон –Всё закатом залито. Блещут искристые гривыЗолотых, как жар, коней,Мчатся бешеные диваЖадных облачных грудей, Красный дворник плещет ведраС пьяно-алою водой,Пляшут огненные бедраПроститутки площадной, И на башне колокольнойВ гулкий пляс и медный зыкКажет колокол раздольныйОкровавленный язык. 28 июня 1904 Я жалобной рукой сжимаю свой костыль… Я жалобной рукой сжимаю свой костыль.Мой друг – влюблен в луну – живет ее обманом.Вот – третий на пути. О, милый друг мой, ты льВ измятом картузе над взором оловянным? И – трое мы бредем. Лежит пластами пыль.Всё пусто – здесь и там – под зноем неустанным.Заборы – как гроба. В канавах преет гниль.Всё, всё погребено в безлюдьи окаянном. Стучим. Печаль в домах. Покойники в гробах.Мы робко шепчем в дверь: «Не умер – спит ваш близкий…»Но старая, в чепце, наморщив лоб свой низкий,Кричит: «Ступайте прочь! Не оскорбляйте прах!» И дальше мы бредем. И видим в щели зданийСтаринную игру вечерних содроганий. 3 июля 1904 Гимн В пыльный город небесный кузнец прикатилОгневой переменчивый диск.И по улицам – словно бесчисленных пилСмех и скрежет и визг. Вот в окно, где спокойно теклаПыльно-серая мгла,Луч вонзился в прожженное сердце стекла,Как игла. Все испуганно пьяной толпойПокидают могилы домов…Вот – всем телом прижат под фабричной трубойНезнакомый с весельем разгульных часов… Он вонзился ногтями в кирпичВ унизительной позе греха…Но небесный кузнец раздувает меха,И свистит раскаленный, пылающий бич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119