«Ужель еще вам мало?Пред Гением Судьбы пора смириться, сэр». «Но в старости – возврат и юности, и жара…» –Так начал я… но он настойчиво прервал:«Она – всё та ж: Линор безумного Эдгара .Возврата нет. – Еще? Теперь я всё сказал». И странно: жизнь была – восторгом, бурей, адом,А здесь – в вечерний час – с чужим наедине –Под этим деловым, давно спокойным взглядом,Представилась она гораздо проще мне… Тот джентльмен ушел. Но пес со мной бессменно.В час горький на меня уставит добрый взор,И лапу жесткую положит на колено,Как будто говорит: Пора смириться, сэр . 2 ноября 1912 Есть игра: осторожно войти… Есть игра: осторожно войти,Чтоб вниманье людей усыпить;И глазами добычу найти;И за ней незаметно следить. Как бы ни был нечуток и грубЧеловек, за которым следят, –Он почувствует пристальный взглядХоть в углах еле дрогнувших губ. А другой – точно сразу поймет:Вздрогнут плечи, рука у него;Обернется – и нет ничего;Между тем – беспокойство растет. Тем и страшен невидимый взгляд,Что его невозможно поймать;Чуешь ты, но не можешь понять,Чьи глаза за тобою следят. Не корысть, не влюбленность, не месть;Так – игра, как игра у детей:И в собрании каждом людейЭти тайные сыщики есть. Ты и сам иногда не поймешь,Отчего так бывает порой,Что собою ты к людям придешь,А уйдешь от людей – не собой. Есть дурной и хороший есть глаз,Только лучше б ничей не следил:Слишком много есть в каждом из насНеизвестных, играющих сил… О, тоска! Через тысячу летМы не сможем измерить души:Мы услышим полет всех планет,Громовые раскаты в тиши… А пока – в неизвестном живемИ не ведаем сил мы своих,И, как дети, играя с огнем,Обжигаем себя и других… 18 декабря 1913 Как растет тревога к ночи!.. Как растет тревога к ночи!Тихо, холодно, темно.Совесть мучит, жизнь хлопочет.На луну взглянуть нет мочиСквозь морозное окно. Что-то в мире происходит.Утром страшно мне раскрытьЛист газетный. Кто-то хочетПоявиться, кто-то бродит.Иль – раздумал, может быть? Гость бессонный, пол скрипучий?Ах, не всё ли мне равно!Вновь сдружусь с кабацкой скрипкой,Монотонной и певучей!Вновь я буду пить вино! Всё равно не хватит силыДотащиться до концаС трезвой, лживою улыбкой,За которой – страх могилы,Беспокойство мертвеца. 30 декабря 1913 Ну, что же? Устало заломлены слабые руки… Ну, что же? Устало заломлены слабые руки,И вечность сама загляделась в погасшие очи,И муки утихли. А если б и были высокие муки, –Что нужды? – Я вижу печальное шествие ночи. Ведь солнце, положенный круг обойдя, закатилось.Открой мои книги: там сказано всё, что свершится.Да, был я пророком, пока это сердце молилось, –Молилось и пело тебя, но ведь ты – не царица. Царем я не буду: ты власти мечты не делила.Рабом я не стану: ты власти земли не хотела.Вот новая ноша: пока не откроет могилаСырые объятья, – тащиться без важного дела… Но я – человек. И, паденье свое признавая,Тревогу свою не смирю я: она всё сильнее.То ревность по дому , тревогою сердце снедая,Твердит неотступно: Что делаешь, делай скорее . 21 февраля 1914 Жизнь моего приятеля 1 Весь день – как день: трудов исполнен малыхИ мелочных забот.Их вереница мимо глаз усталыхНенужно проплывет. Волнуешься, – а в глубине покорный:Не выгорит – и пусть.На дне твоей души, безрадостной и черной,Безверие и грусть. И к вечеру отхлынет вереницаТвоих дневных забот.Когда ж морозный мрак засмотрится столицаИ полночь пропоет, – И рад бы ты уснуть, но – страшная минута!Средь всяких прочих дум –Бессмысленность всех дел, безрадостность уютаПридут тебе на ум. И тихая тоска сожмет так нежно горло: Ни охнуть, ни вздохнуть, Как будто ночь на всё проклятие простерла,Сам дьявол сел на грудь! Ты вскочишь и бежишь на улицы глухие,Но некому помочь:Куда ни повернись – глядит в глаза пустыеИ провожает – ночь.Там ветер над тобой на сквозняках простонетДо бледного утра;Городовой, чтоб не заснуть, отгонитБродягу от костра… И, наконец, придет желанная усталость,И станет всё равно…Что? Совесть? Правда? Жизнь? Какая это малость!Ну, разве не смешно? 11 февраля 1914 2 Поглядите, вот бессильный,Не умевший жизнь спасти,И она, как дух могильный,Тяжко дремлет взаперти. В голубом морозном сводеТак приплюснут диск больной,Заплевавший всё в природеНестерпимой желтизной. Уходи и ты. ДовольноТы терпел, несчастный друг,От его тоски невольной,От его невольных мук. То, что было, миновалось,Ваш удел на все похож:Сердце к правде порывалось,Но его сломила ложь. 30 декабря 1913 3 Всё свершилось по писаньям:Остудился юный пыл,И конец очарованьямПостепенно наступил.Был в чаду, не чуя чада,Утешался мукой ада ,Перечислил все слова,Но – болела голова… Долго, жалобно болела,Тело тихо холодело,Пробудился: тридцать лет.Хвать-похвать, – а сердца нет. Сердце – крашеный мертвец.И, когда настал конец,Он нашел весьма банальнойСмерть души своей печальной. 30 декабря 1913 4 Когда невзначай в воскресеньеОн душу свою потерял,В сыскное не шел отделенье,Свидетелей он не искал. А было их, впрочем, не мало:Дворовый щенок голосил,В воротах старуха стояла,И дворник на чай попросил. Когда же он медленно вышел,Подняв воротник, из ворот,Таращил сочувственно с крышиГлазищи обмызганный кот. Ты думаешь, тоже свидетель?Так он и ответит тебе!В такой же гульбеЕго добродетель! 30 декабря 1912 5 Пристал ко мне нищий дурак,Идет по пятам, как знакомый.«Где деньги твои?» – «Снес в кабак». –«Где сердце?» – «Закинуто в омут». «Чего ж тебе надо?» – «Того,Чтоб стал ты, как я, откровенен,Как я, в униженьи, смиренен,А больше, мой друг, ничего». «Что лезешь ты в сердце чужое?Ступай, проходи, сторонись!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119