Я так поняла, что, кроме этой распухшей губы, Эдуард по отношению ко мн
е никакой больше слабины сегодня не проявит. Я его попросила всеми досту
пными мне средствами, кроме применения оружия, чтобы он прекратил это ду
рацкое состязание, и ничего уже не могло это изменить, и я меньше всего.
Кроме того, у меня все еще колоколом гудела в голове тишина, будто все отзы
валось эхом и ничего не было по-настоящему надежно. Это было потрясение. В
ыжившие, если можно их так назвать, потрясли меня до корней волос. Я видала
ужасы, но таких - никогда. И мне надо выйти из этого состояния до первой пер
естрелки, но, честно говоря, если бы кто-то прямо сейчас попытался в меня с
трелять, я бы заколебалась. Ничто не казалось важным и даже реальным.
- Я знаю, почему ты этого боишься, - сказала я.
Он зыркнул на меня поверх черных очков и снова переключился на дорогу, бу
дто не слышал. Любой другой попросил бы меня объяснить или хотя бы подал р
еплику. Эдуард просто вел машину.
- Ты не боишься ничего, что просто сулит смерть. Ты давно решил, что не дожив
ешь до зрелой старости.
- Мы, - поправил он меня. - Мы давно решили, что не доживем до зрелой старости.

Я открыла рот, чтобы возразить, и остановилась. Подумала пару секунд. Мне д
вадцать шесть лет, и если следующие четыре года будут похожи на предыдущ
ие, тридцати мне не видать. Никогда я это так длинно не формулировала, но с
тарость не очень-то сильно меня тревожила. Я, честно говоря, не рассчитыва
ла до нее добраться. Мой образ жизни был чем-то вроде пассивного самоубий
ства. Мне это не совсем нравилось, и хотелось возмутиться и возразить, но я
не могла. Хотела, но не могла. В груди стеснилось, когда я поняла, что рассчи
тываю умереть насильственной смертью. Не хочу этого, но ожидаю. Голос мой
звучал неуверенно, но я произнесла вслух:
- Хорошо, мы признаем, что мы не доживем до зрелой старости. Ты доволен?
Он чуть кивнул.
- Ты боишься, что будешь жить, как эти бедняги в больнице? Такого конца ты бо
ишься?
- А ты?
Он спросил это еле слышно, но все-таки можно было расслышать за шелестом ш
ин и мурлыканьем дорогого мотора.
- Я пытаюсь об этом не думать.
- И неужели получается об этом не думать? - спросил он.
- Если начинаешь думать и беспокоиться о бедах, это замедляет реакцию, зас
тавляет бояться. Никто из нас не может позволить себе такого.
- Два года назад это я бы толкал тебе ободряющую речь, - сказал он, и что-то б
ыло в его голосе - не злость, но нечто похожее.
- Ты был хорошим учителем.
Его руки стиснули руль.
- Я тебя не всему научил, что знаю, Анита. Ты еще не такой монстр, как я.
Я смотрела на него в профиль, пытаясь прочесть что-нибудь на непроницаем
ом лице. Ощущалось напряжение челюсти, какая-то ниточка злости ускольза
ла вниз по шее, за воротник, к плечам.
- Ты меня пытаешься убедить или себя... Тед?
Имя я произнесла чуть насмешливо. Обычно я не играю с Эдуардом, чтобы его п
оддразнить, но сегодня он был не в своей тарелке, а я нет. И каким-то краешко
м души я этому чертовски радовалась.
Он ударил по тормозам и остановился юзом у обочины. Браунинг в моей руке с
мотрел ему в висок, настолько близко, что нажми я курок - его мозги окрасил
и бы все окна.
У него в руке был пистолет. Не знаю, откуда он успел его вытащить, но пистол
ет не был на меня направлен.
- Остынь, Эдуард.
Он не двинулся, но пистолет не выпустил. Это был момент, когда чужую душу м
ожно было рассмотреть ясно, как через открытое окно.
- Твой страх тебя тормозит, Эдуард, потому что ты предпочел бы умереть зде
сь и так, чем выжить, как те бедняги. Ты ищешь способ умереть получше. - Пист
олет я держала ровно, палец на крючке. Но это было не настоящее - пока что. - Е
сли бы ты это затеял всерьез, пистолет у тебя в руке был бы раньше, чем ты за
тормозил. Ты позвал меня не на охоту за монстром. Ты позвал меня убить тебя
, если дело обернется плохо.
Он едва заметно кивнул:
- И у Бернардо, и у Олафа на это кишка тонка. - Он медленно, очень медленно пол
ожил пистолет на бугор между сиденьями. Глядя на меня, положил руки поода
ль друг от друга на рулевое колесо. - Даже с тобой мне приходится чуть торм
озить.
Я взяла предложенный пистолет, не отводя от Эдуарда ни глаз, ни своего пис
толета.
- Так я и поверила, что это единственный ствол у тебя в машине. Но жест я цен
ю.
Тут он засмеялся, и такого горького звука я от Эдуарда еще никогда не слыш
ала.
- Я не люблю бояться, Анита. Не умею я этого делать.
- Хочешь сказать, что ты к этому не привык?
- Да.
Я опустила пистолет, и он теперь не смотрел на Эдуарда, но не убрала его.
- Я обещаю, что если с тобой будет как с теми, в больнице, я тебе отрежу голов
у.
Тут он поглядел на меня, и даже очки не помешали мне понять, что он поражен.

- Не просто застрелишь или убьешь, а отрежешь голову?
- Если это случится, Эдуард, я тебя не брошу живым, а отрезав голову, мы оба б
удем уверены, что работа сделана.
Что-то пробежало по его лицу, вниз по плечам, по рукам, и я поняла, что это - о
блегчение.
- Я знал, что могу в этом на тебя рассчитывать, Анита. На тебя и ни на кого дру
гого.
- Я должна быть польщена или оскорблена, что ты не знаешь ни одного настол
ько хладнокровного убийцы?
- У Олафа хватило бы хладнокровия, но он бы просто меня застрелил и бросил
в какую-нибудь дыру. Отрезать голову он бы даже и не подумал. А что, если бы
выстрел меня не убил? - Он снял очки и протер глаза. - И гнил бы я заживо, пото
му что Олаф даже не подумал бы голову отрезать.
Он встряхнул головой, будто отгоняя видение, снова надел очки, а когда пов
ернулся ко мне, лицо было спокойное, непроницаемое, как обычно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31