Кто её знает: вот возьмёт да и выхлестнет сейчас на берег, затопит луг, рощу, а их всех утащит и понесёт вместе со льдом. Как она глубока, наверно! И какая холодная, страшная эта глубина!
Мальчишки стояли на берегу. Романок был с ними. Они стояли на самом краю и бросали палки на середину реки, чтобы посмотреть, как они крутятся в бурунчиках.
Вдруг мальчишки закричали. Край берега, на котором они стояли, отделился и медленно поплыл... Это был кусок льда, прибитый к земле. Ребята один за другим прыгали на берег. Только Романок, растерявшись, стоял и не знал, что ему делать. А полоска воды между ним и берегом потихоньку увеличивалась и увеличивалась.
- Прыгай! - кричали ребятишки. - Прыгай скорее!
- Прыгай, дурак! - взвизгнула Таиска.
Валентинка, увидев Романка на уплывающей льдине, такого маленького, жалкого и растерянного, забыла всё на свете. Она прыгнула в воду, сдёрнула Романка со льдины и вместе с ним выскочила обратно на берег.
Всё произошло очень быстро. Валентинка даже испугаться не успела. Но она увидела уплывающую льдину, которая уже неслась по течению, - ведь Романок сейчас стоял бы на ней! Она заглянула в тёмную воду, в которую только что прыгнула, - до чего страшная эта вода! И ей стало до того жутко, что слёзы подступили к горлу.
Таиска подлетела, отшлёпала Романка и отогнала его от реки, словно он не человек был, а какая-нибудь овца.
Потом подошла к Валентинке:
- Как же теперь домой-то идти? С тебя так и льёт. Полны валенки небось. А ну-ка, скинь!
Девочки помогли Валентинке снять валенки и вылили из них воду.
Валентинка дрожала.
- Пошли к бабушке Славиной! - сказала Варя. - Она добрая. Мы когда зимой в прорубь провалились, она всех нас сушила.
- И правда! - подхватила Таиска. - Пошли!
Бабушка Славина одиноко жила в своей маленькой избушке. Ни родных, ни близких у неё не было. Но когда соседи заходили к ней за какой-нибудь нуждой или ребятишки забегали со своим горем, она всегда была рада помочь, чем только могла.
Бабушка велела Валентинке снять валенки и намокшее платье, дала ей свою шубейку и затопила печку. А на стол поставила чугунок со сладкой пареной брюквой:
- Ешьте. Мёд, а не брюква.
Девчонки всё ещё переживали случившееся. Они уже не дичились Валентинки. И Валентинка больше не боялась их. Они не смеялись над её синим капором, не разглядывали, какие у неё чулки.
- А всё-таки у нас Валентинка смелая, - сказала Таиска. - Я ещё и опомниться даже не успела...
Алёнка поёжилась:
- Прямо в воду! Ух!.. А если б тут не мелко было? Если б тут яма была?
- Страшно! - прошептала Варя.
- Ну и что ж, что страшно! - ответила Валентинка. - А если б Романок ваш был? И ты тоже прыгнула бы. Мало ли что страшно! Конечно...
Она вдруг заплакала. Ей снова представилось, как бурная река уносит льдину и Романок стоит на этой льдине и смотрит на всех испуганными синими глазами. А льдину уже вертит, уже крутит в воде... Ой, что, если б это и в самом деле случилось?
- Ну, ведь не случилось же, ведь не случилось же! - повторяла Таиска. - Ведь не случилось же!
Но неожиданно всхлипнула и сама. И тут же рассердилась:
- Уж и надаю я этому Романку сегодня! Будет он у меня знать, как в реку соваться!
ОГОНЁК УВИДЕЛ СОЛНЦЕ
Серые стояли дни. Тяжёлый сырой туман висел над землёй. Ночи были непроглядны. Только ветер шумел и река бушевала вдали.
И вдруг ударило солнце. Засверкали Грушины спицы, воткнутые в клубок; словно серебряные, засветились ручки у комода; заблестела посуда на полке, и на большой глиняной миске отчётливо проглянули глянцевые синие цветы.
А на подоконниках, затопленных солнцем, свежо и сквозисто зеленели дедушкины сеянцы.
Валентинка была молчалива. Но ей казалось, что начался какой-то необъяснимый длительный праздник. Этот праздник не имел названия, но он был разлит в воздухе, глядел в окна. Она вышла на улицу - праздник был и здесь. Да ещё какой! Снег уже исчез - туман и чёрные ночи согнали его. Синие лужи, словно осколки зеркала, ослепительно сверкали под солнцем. Тонко звенел ручеёк, бегущий через двор. А возле избы на старой берёзе пел скворец. Как он пел! Он словно хотел рассыпаться сам в своих звонких трелях, он даже крылья распускал и весь трепетал от неизбывного счастья.
Дед на усадьбе подправлял изгородь. Он постукивал топором по тонким ольховым жердинкам, подгонял их, прилаживал к высоким кольям, перевязывал мягкой, как волокно, ивовой корой.
Но вот он остановился отчего-то, поднял бороду и глядит в небо. Валентинка сразу встревожилась. Что там? Самолёт? Немецкий?
Дед поманил её пальцем. Валентинка подошла. И - как хорошо! - вместо жёсткого, воющего гула немецких пропеллеров она услышала ещё одну птичью песню. Словно серебряные колокольчики звенели вверху. Словно серебряный дождик падал на землю. Высоко-высоко дрожала в небе маленькая птица.
- Дедушка, кто это? - спросила Валентинка. - Это соловей?
- Это не соловей, - ответил дед, - это самая наша крестьянская птичка. Всегда она с мужиком в поле. Мужик работает, а она над ним поёт, веселит его, радует. Это, Валентинка, жаворонок!
- Жаворонок?!
Тотчас вспомнились жаворонки, которых они лепили из теста. Какой же этот? Может, как Таискин - с широкими крыльями и гребешком на голове? Или такой, как был у неё, - с тремя перьями в хвосте? Какие у него перья: синие или красные?
Но нет! В толстой книге был нарисован жаворонок. Маленькая серая птичка с хохолком на голове. Такая же простая серая птица, как воробей.
Ну и пусть как воробей! Пусть совсем простая и совсем серенькая! Всё равно - это самая лучшая птичка на свете!
Среди улицы, подёрнутой яркой зеленью, одна за другой собирались бабы-колхозницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108