А поскольку Юфа и сам был довольно здоров, то его гигантские рубахи смахивали на докторские халаты. Впоследствии Юфа ввёл в молодёжную моду ещё и белые чепцы и стал выглядеть совершенным доктором.
Что там бритые виски, что там кожаные куртки – фигня всё это, мода, безвкусица и дешёвый стандарт. А вот когда году эдак в восьмидесятом, а то и семьдесят девятом компания молодых людей в поношенной продукции фабрик «Рассвет», «Заря» и ещё не помню, каких, по команде Юфы вытаскивала из карманов белые чепцы, иные даже с красными крестами, напяливала их на головы (а если лицо было при этом небритым и на глазах-маленькие тёмные очечки, вот это был видок!..) и с дикими воплями неслась к пивному ларьку, картина впечатляла по-настоящему.
Компания Жени и Андрюши быстро росла – молодёжь охотно шла на знакомство с этими симпатичными парнями.
– Чепцы, очёчки, и вперёд! – говорил Юфа.
– Радоваться надо! – говорил Свин – так тогда уже стали называть Андрюшу.
Прежнее прозвище – Конвоир – происходило от джинсового костюма, название фирмы которого по-русски звучало приблизительно так, как это слово. Костюм этот заслуживал внимания – он был заштопан так и покрыт таким количеством заплат, которые и не снились ни одному хиппи. Однажды в кафе «Север», что на Невском, нынче ставшем прибежищем мажоров, к Конвоиру подошли два упитанных фарцовщика и обратились к нему со следующими словами:
– Парень, мы на тебя смотрим, смотрим, а ты тут сидишь, пьёшь и пьёшь. Ты что тут, самый крутой? А может быть, ты скажешь, что и костюм у тебя самый крутой?
– Ребята, – Конвоир поморщился, – у меня ведь действительно, самый крутой костюм.
За правду Андрей был тогда сильно побит. Вообще не новость, конечно, что и нам [Здесь и далее я пишу «мы», имея в виду и себя, поскольку в то время год или два был полноценным членом компании Свина, а тёплые отношения с ним поддерживаю до сих пор, хотя видимся мы довольно редко.], и другим, и постарше нас изредка доставалось, что называется, «на орехи». Причём, чем дальше, тем больше.
К концу семидесятых в общественном сознании чётко сложился стереотип отрицательного персонажа «хиппи», которого побить или как-нибудь унизить, ну просто сам бог велел. Преимущество здесь было в том, что «хиппи» легко узнавались в толпе – худые, волосатые и в западном рванье. Мы же были одеты не в рваньё (к этому времени Андрей сменил своего «Конвоира» на более современный наряд), да и вдобавок, не в западное, волосатыми нас можно было назвать с очень большой натяжкой – странное какое-то явление, и поэтому советский народ довольно долго не мог раскумекать, бить ли нас, как хиппи, или же мы – обычные ребята, просто не очень богатые. Вся каверза заключалась в том, что мы были откровенной пародией на внешний вид среднестатистического советского гражданина (если не считать чепцов – это уже элемент абсурда, но ведь и вся наша жизнь абсурдна, в общем, сложно это всё…), а поскольку с чувством юмора у нашего народа, в основном, дело обстояло неважно, то он (народ, то есть) довольно долго ломал голову – насмехаются над ним или нет? А когда сообразил, то: насмехаются – да над кем? над тем, кто выше, дальше, сильнее, кто обгонит и кого-то там перегонит, ну, тут началось…
Но и здесь народ попал впросак – опять обмишурился. Мы-то ведь вовсе и не собирались над народом насмехаться [Это – исключительно моё мнение, возможно, кто-то из панков стоял на других житейских позициях – мы просто никогда не говорили о такой ерунде.], поскольку и сами были как бы народ, просто веселились для себя и смеялись над собой, и все дела. Но так хитро всё закручено, что, смеясь над собой, мы смеялись над народом, который обиделся и исключил нас из числа народа, что вызвало уже смех по отношению к народу, который не считал нас за парод, хотя народом мы продолжали быть. Вот так.
– Радоваться надо!
– К станку бы вас всех! – отвечали нам, не подозревая, с кем имеют дело. Как раз во времена своего самого отчаянного битничества я, проходя институтскую практику, стоял два года, правда, не у станка, но у слесарных тисков на заводе имени Ленина. Юфа работал кузнецом на заводе турбинных лопаток, Вольдемар – в горячем цехе Невского завода, Свин держал экзамен в театральный, сменив перед этим ряд профессий, связанных с тяжёлым физическим трудом, так что пресловутым станком нас было трудно удивить, а зачастую мы могли разобраться в нём лучше, чем те, кто рекомендовал нам работу такого характера.
В отличие от советчиков, кадровые рабочие, которых мы называли «соловьями», охотно и быстро признавали нас за своих, правда, слегка «двинутых» ребят и охотно пили с нами пиво.
– Радоваться надо!
Называли мы себя битниками, хотя не были битниками в традиционном значении этого слова. Это было что-то среднее между классическим типом битника и ранним панком. Чистым панком являлся, пожалуй, только музыкальный коллектив Свипа. Постепенно формировалась своя атрибутика, свои обряды и обычаи. Все действия, как бытовые, так и ритуальные, отличались замечательной простотой и динамикой. При встрече битники сжимали пальцы таким образом, что кисть руки превращалась в подобие крючка и зацеплялись этими крючками друг за друга. При этом они (мы) издавали горловой звук ыаррггххррр… – вот и все приветствие – коротко и ясно. Для особенно торжественных случаев была разработана «поза битника» – ноги чуть согнуты в коленях, корпус наклонён вперёд, чуть прогнувшись в спине, прямые руки отведены назад и вверх, пальцы рук (желательно и ног) сжаты в кулаки, глаза сверкают – поза демонстрирует мощь и решительность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60