О, дьявол!..
И Эргэнэ, приподнявшись на носках (мне пришлось наклониться), прикоснулась губами к моему лбу.
О, дьявол!..
Это было отвратительно.
Я взглянул на следующего по стене - на Лайка. Дикий обряд! Неужели и с ним?.. Однако Лайк посмотрел на меня точно так же и прикоснулся губами к одному из клинков Грей-Дварра. Я поднял меч и сделал то же самое.
В мире много обычаев, у разных народов разные. Селентинцы терпимее других относятся к чужим обрядам. Но прикосновение тела к телу у всех без исключения всегда вызывало крайне неприятные ощущения. И никто не пытался бороться с этим законом природы. Конечно, в битве могут соприкоснуться незащищенные части, или один из противников схватит другого за шею... Но даже в битвах, где не до мелочей, каждый старается ухватить за одежду или за волосы. Альфы, например, специально воевали голыми и обритыми, чтобы враги боялись к ним прикоснуться. И наши акулы, когда приходилось драться на кораблях, частенько прибегали к тому же приему. Однажды, года три назад, во время чаепития я соприкоснулся пальцами с Гаем. Тогда мне тоже было очень нехорошо. И сейчас... Мерзкое чувство скользкого и шершавого одновременно, да еще рыхлого, проваливающегося... Смысл битвы - не дать никому притронуться к твоему телу. Может быть, хнумы как раз и хотят подчеркнуть такой смысл? Только сам, только сам ты владеешь своим лицом, руками, мышцами...
Тем временем из прохода между скалами на равнину потекли новые рыцари. Торны звенели, стучали над головой, а внизу аккуратно, неторопливо выстраивались вторые шестнадцать колонн.
Что они будут делать?! Блаберонить гору насквозь своими шлемами?..
- Пора! - закричал, не выдержав, Грей-Дварр. Он кричал вниз, рыцарям. - Пора! В бой!!!
Да, без сомнения он первый воин. Но, если честно, я не понимаю, как такой человек мог быть Верховным Стратегом Селентины.
Вторые шестнадцать колонн встали позади первых. Однако новые рыцари уже создавали следующие шестнадцать колонн.
Они встанут на плечи друг другу, и тогда верхушка пирамиды начнет бой на стенах замка.
Вся равнина была заполнена темными сверкающими доспехами. Лайк внимательно рассматривал врагов. Эргэнэ, кажется, нервничала. Красота ужаса. Красота смерти. Впрочем, я видел красоту, я ощущал смерть, но не чувствовал никакого ужаса.
И от красоты смерти, лишенной страха, мне вдруг стало невероятно хорошо.
Славим и слушаем Отца Гор.
Славим и слушаем.
Сорок восемь черно-багровых знамен взвились над колоннами.
И все-таки: как?!
Но едва я задал себе этот вопрос... Но как только сорок восьмое знамя заколыхалось и распрямилось под ониксовым ветром...
Крики хнумов-хранителей, вопль воплощенного молчания, заставили меня оглянуться и увидеть. Со стороны горы, сверху, величественно и страшно летели, спускались на Темный Аметист два громадных, чудовищных, нереальных создания...
Два дракона.
Изображения в свитках. Сказочные рисунки на вазах. Древний значок далекого южного Мартона.
Темно-зеленый трехголовый зверь размерами с дом коменданта Луция редко взмахивал десятисвордовыми крыльями с красным отливом; он медленно приближался к правой угловой башне. Второй, абсолютно черный, сверкал так, словно его остроугольное тело было сделано из неизвестного академикам Лунной Заводи металла. У него имелась одна голова, всего одна, прямоугольная и металлическая, но на ней, вернее над ней, в том месте, где голова переходит в шею, - повтор или издевательство, маленькое точное подобие, такая же прямоугольная головка раз в пять меньше.
Черный дракон повторил утренний маневр Эргэнэ: он опустился на уровень замка, оценил его защитников, воспарил высоко вверх, дабы затем стремительно низвергнуться на стену. Но перед тем как взмыть в небо, дракон пристально поглядел на меня, именно на меня, и, кажется, даже подмигнул большой головой. На один короткий торн мне представилось, что я не здесь. Нет хнумов, нет Темного Аметиста, я сижу в уютной башне и читаю свиток. Изречения Селентина Александра пробуждают сознание, в тишине я проникаюсь их смыслом и между строчками пью крепкий крупнолистный чай, заваренный моим любимым способом.
Черный дракон несся вниз, я переглянулся с Эргэнэ, краем глаза заметил Грей-Дварра с двумя клинками, принял стойку поустойчивее и выставил меч перед собой.
Следующим ощущением был звон, заполнивший равнину. Я вздрогнул, так неожиданно он раздался. Это рыцари там, под стенами, одновременно ударили мечами о щиты. У хнумов - обращение к Отцу, у черных воинов - звон и скрежет железа. А у нас:
Воин, не бойся, ты не умрешь,
Если готов умереть.
В лапах у черного дракона оказались крючья, он сбросил их на стену; крючья зацепились и вниз по стене упали лестницы из металлического жгута. Рубить их было бессмысленно, да и нечем: учение Единого не предусматривало металлических лестниц, сбрасываемых на стены сказочными чудовищами. Хнумы растерялись. Ударами хвоста и головы, ударами освободившихся лап дракон в считанные торны, в полете разбросал защитников и, не коснувшись стены, снова взмыл вверх. По лестницам с удивительной для железных людей быстротой полезли рыцари.
По-видимому, зеленый дракон совершил то же самое около правой башни. Расправившись с хнумами, он полетел вдоль стены, сбрасывая лестницы.
И тут проявила себя защитная заготовка хнумов. Верхний ряд камней, образующих стену, оказался подвижным. Используя скрытые рычаги, подоспевшие на смену погибшим опрокидывали верхние камни вместе с лестницами на головы врагов.
Но драконы вернулись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40