– Я?! Да вы что? Я разве сумею? Я больше, если что достать…
– Сумеешь и убрать.
– Нет, Михал Борисыч! Что хотите… нет!
– Да не трусь ты! Неужели с топором в подъезд пошлю? Культурно сделаем, современно. Говоришь, в кафе обедать ходит. И ты пойдешь. Выбери случай, сядь рядом, между пальцами маленькая таблеточка, ни вкуса, ни запаха, а через полчаса – каюк. Потянешься через стол: «Будьте добры, горчичку!» Можно в суп, можно в компот. – Хозяин уронил обломок спички в рюмку Ар­тема, нежно улыбнулся проходившей мимо жене.
Пластинка, которую запустил дядюшка, кончилась, иголка заскребла впустую. Артем нетвердой рукой выужи­вал спичку из рюмки.
– Ну? А там дуй на свой пароход и езжай себе куха­рить за рубежи. Да не с пустыми руками!
Дядюшка вторично завел ту же пластинку.
– Сколько? – красноносый не намеревался согла­ситься, но узнать, какую сумму готов выложить Шахов, было любопытно.
Тот молчком написал пальцем по столу. Цифра впе­чатляла. Кто-то ее получит, счастливчик! Найдется такой. У Михал Борисыча на все охотники найдутся.
В дверь позвонили. Шахова заготовила приветливую мину для запоздалого гостя и отворила.
Появление Томина, Кибрит и участкового милицио­нера вызвало общее замешательство.
– Прошу извинения, – сказал Томин, – обыск. Лей­тенант, понятых.
Тот козырнул и даже прищелкнул каблуками. Ему почему-то нравилось предстоящее копание в чужих вещах.
– День ангела-хранителя справляете? – проницатель­но спросил Томин хозяина. – С присутствующими про­шу меня познакомить. Музыка ни к чему.
– Секундочку! – заморгал дядюшка. – Самое люби­мое место!
Но Кибрит безжалостно выключила радиолу.
– Артем, старый товарищ, работник общественного питания, – представлял Шахов. – Лиза, его знакомая… Дальний родственник, пенсионер.
Дядюшка предъявил паспорт, остальные тоже предъявляли – у кого что было при себе.
Кибрит осматривалась. Картины, хрусталь, люстра, которая впору провинциальному театру. Хорошо, Шурик перекусил, а то с кухни ароматы головокружительные… Рядом крутился опрятный хитрый старичок.
– Такая женщина служит в милиции? А не страшно? Всякие бандиты?.. Замужем?
Надо же, экий игривый дедуля.
– Извините, мне надо работать. Ведь чем скорее мы уйдем, тем приятнее будет хозяйке? – Кибрит покоси­лась в сторону Шахини.
– Стоит ли беспокоиться о чувствах хозяйки, в доме которой делают обыск? – холодно отозвалась та.
На редкость красивая женщина. Но не этим привлека­ет. Что-то в голосе, во взгляде… что?
– Возможно, хозяйке следовало раньше побеспоко­иться, чтобы до этого не дошло, – неожиданно для себя сказала Кибрит.
– Возможно.
Шахиня скрылась в спальне, Кибрит потянуло следом.
– Мы вторглись так некстати…
«Ну что я к ней прилипла?»
– Какая разница!
– Все-таки гости.
У Шахини вырвалось пренебрежительное движение.
– Четыре комнаты? – Кибрит была здесь впервые. – Большая квартира. Много забот по хозяйству или кто-то помогает?
– Неужели вас это интересует? Прошу! – Шахова распахнула платяной шкаф.
Кибрит сделала вид, что простукивает стены, но ин­тересовала ее только хозяйка.
– Стены капитальные. Хорошая квартира.
– Квартира прекрасная! А вот здесь мои рубины, алмазы, жемчуга! – она поставила на тумбочку большую палехскую шкатулку, вынимала и открывала пустые фут­ляры. – Обожаю драгоценности. За это знакомые прозва­ли меня Шахиней.
«А ведь у нее трагическое лицо! Буквально заворожи­ла, оторваться не могу».
– Не огорчайтесь так, Елена Романовна. Может быть, вашему мужу не будет предъявлено новое обвинение. Тогда все кольца и ожерелья вернутся в свои бархатные коробочки.
– Да? – странное выражение мелькнуло в глазах Ша­хини.
Дальше Кибрит действовала не рассуждая, целиком отдавшись интуиции.
– Елена Романовна, не пусто вам здесь без детей?
Женщина внезапно разволновалась, разгневалась не на шутку:
– Какие дети! Вы смеетесь? Когда в любой день могут прийти! Где папа? Папа в тюрьме!
Она оборвала себя, задушила подступившее рыдание и отвернулась. Кибрит быстро склонилась над шкатулкой.
– Шурик, я уезжаю, – тихо сказала она Томину, который объяснял задачу понятым.
– Что? Зачем?
– Нужно в лабораторию.
– Ну, валяй, – он пожал плечами: фокусница.
Знаменский встретил ее рассеянно:
– Как вчерашний обыск?
– Неожиданно.
– Что-то нашли?
– Пал Палыч, я выяснила, кто автор писем. Шахиня!
Тот даже вскочил.
– Зиночка!..
– Озарение, – мечтательно сказала она. – Плюс на­ука в образе пленки для снятия пальцевых отпечатков. Я использовала шкатулку, которую она держала при мне.
– Та-ак…
Знаменский довольно долго ходил по тесному каби­нету, а в голове наперегонки бежали мысли. Наконец остановился.
– Зиночка, вот ты красивая, умная женщина.
– Талантливый криминалист, – подсказала Кибрит.
– Нет, криминалистику побоку. Просто как женщина. По-твоему, что ею движет?
– Да ведь ты уже набит версиями.
– Выше головы.
– Что она любит Шутикова – есть?
– Есть.
– Что имеет зуб на мужа?
– Есть.
– Что ее кто-то принуждает, шантажирует!
– Есть. Все это и еще много чего.
– А нет ли такой версии, что у нее сложно и нестан­дартно и здесь, – притронулась Кибрит ко лбу, – и здесь, – указала на сердце. – Может быть, в ее жизни – мы не знаем почему – настал момент, когда она должна была сделать выбор?
Знаменский задумчиво почесал переносицу. На пью­щих мужей жены заявляют. На тех, которые дерутся, гуляют. Но те, что воруют, тащат в дом и покупают жене, чего душа пожелает, – этим супружеский донос не гро­зит… если нет иной уважительной причины,
Томина не заметили, он громко кашлянул, возвещая о себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20