Что-то прикоснулось к ее груди – благословенное холодное онемение, волны анальгетиков заполняли ее кровеносные сосуды. Но узкая рука с голубоватой кожей не дала ей насладиться этим состоянием и похлопала Джарвеллис по щеке.
– He уходи. Хочу, чтобы подняла голову и посмотрела, – прозвучал ворчливый голос.
У нее не было никакого желания шевелиться. Джон погиб. «Лирика» больше не существовало. Все было кончено. Похлопывание сменилось пощечиной, голос прозвучал сердито:
– Очнись, черт подери!
После всего случившегося такое обращение показалось ей жестоким. Почему эти люди просто не могут оставить ее в покое? Джарвеллис открыла глаза и приподняла голову, чтобы обратиться к ним с гневной речью, но это у нее в итоге не получилось.
Она лежала на керамалевом полу в шлюзе переходного люка. Слева от нее разместился маленький робот, похожий на морскую двустворчатую ракушку. У робота было два суставчатых манипулятора, и когда Джарвеллис увидела, как он располосовал ее ногу для того, чтобы зашить артерию, только что вернувшаяся жизнь едва не покинула ее. В бедренной мышце торчало окровавленное чейнглассовое лезвие. Что было под повязкой на груди, женщине совсем не хотелось видеть. Она перевела взгляд на тех, кто находился рядом с ней в шлюзовой камере кроме робота.
Это были космоадапты – старик и старуха в мешковатых комбинезонах, но даже эта свободная одежда не могла скрыть их худобы. Предки этих людей когда-то подверглись радикальной адаптации. Они идеально подходили для жизни на орбитальной станции, для условий невесомости. Стоило бы им оказаться на планете, где сила притяжения была бы более или менее близкой к земной, и они бы сломались, точнее, смялись, как куклы из бумаги. Джарвеллис заметила, что у мужчины вокруг губ запеклась короста, а на голубоватой коже выступили пятнышки крови. Точно, космоадапты способны в течение короткого времени выдержать космический вакуум. Наверное, это старик втащил ее в люк.
– Станция все еще вращается, – сообщил он ей.
Она попыталась понять, к чему он клонит. Старуха, стоявшая рядом с ним, держала в руке нейроблокатор. Почему, интересно знать, она его не использовала?
Старик продолжал:
– Слушай внимательно. Без надлежащей медицинской помощи ты погибнешь. Здесь, на самом краю кольца, гравитация составляет около одной четвертой G. Я тебя сюда подтащил с помощью лебедки. В одиночку мне тебя в глубь станции не дотащить, а нужное оборудование не работает. Короче, получится слишком долго.
Джарвеллис опустила голову. Вот оно что! Здесь, для этих людей, ее вес был неподъемен. Наверное, они с большим трудом стояли вертикально.
Она облизнула пересохшие губы и заговорила надтреснутым голосом:
– Моя нога.
– Сэм поставит зажим на артерию, но больше мы сейчас ничего не сможем сделать.
– Проклятье, – вырвалось у Джарвеллис, и она уставилась на стену за головой.
От задней части ее скафандра тянулся кабель к лебедке, поспешно прикрепленной к стене. Правой рукой она ухватилась за кабель и не стала опускать глаза и смотреть на свое бедро, ощутив резкую боль. Маленький робот по имени Сэм все-таки поставил зажим.
Дюйм за дюймом, переживая адские муки, Джарвеллис подтягивалась и подтягивалась, держась за кабель, пока не высвободила из штанин скафандра ноги. С правой ногой никаких проблем не было. А вот левая словно отнялась. Освободив ее, Джарвеллис вскрикнула от боли, но не оставила попыток выбраться из скафандра. Космоадапты попятились назад. Случайный удар – ну, мало ли, оступится, поскользнется, – и их кости сломались бы, как леденцы. Наконец ей удалось боком вылезти из скафандра. Встать на ноги – об этом не могло быть и речи.
Старик отступил еще на шаг и нажал на кнопку у внутреннего люка. Диафрагмальный люк открылся, издав весьма немелодичный скрежет – тут все было старое.
– В пятидесяти метрах отсюда – подъемник. Мы пойдем впереди тебя. Я даже не спрашиваю, сможешь ли ты добраться, потому что других вариантов у тебя просто нет.
Джарвеллис казалось, что другой вариант у нее есть, но она молча, терпя сильнейшую боль, поползла на боку. Маленький робот выгнулся буквой U и покатился чуть позади Джарвеллис. Похоже, он радовался возможности проявить себя в роли пастушьей собаки.
23
Скайдон был гением. Когда ему было шесть лет, он прошел один из тестов на определение коэффициента интеллекта по старой системе и набрал сто восемьдесят баллов. Говорят, что будто бы после того, как его поздравили с этим успехом, он сказал: «Если хотите, теперь я могу набрать сто девяносто, потому что знаю секрет этого теста». Всю свою жизнь Скайдон смеялся над теми, кого он называл «свинцовыми задницами с неполным приводом». Если хотите побольше узнать об этом, обратитесь к его многочисленным биографиям. Эта книга – о рансиблях. Теперь мы знаем об опасностях прямого интерфейса между человеческим разумом и компьютером (не путать с более опосредованными методами, такими как модулирование и подключение к глобальной системе). Скайдон первым сделал это и погиб, оставив человечеству в наследство напоминание о том, чем все может закончиться.
Он соединился с компьютером на двадцать три минуты, за это время он и компьютер «Крейштейн» превратились в самый блестящий разум, какой только когда-либо знало человечество. Он оставил нам технологию, ставшую основой для мгновенных перемещений в пространстве, для эффекта антигравитации и многих аспектов теории и практики применения силовых полей.
В компьютере «Крейштейн», помещенном в подземный криосклеп в Лондоне на планете Земля, содержатся математические выкладки и чертежи рансибля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141