Но
некоторые из них понуждают меня, как бы мимо воли, объяснить, как некоторы
е вещи начали, против ожидания, мне нравиться. К тому же признаюсь, что все
забыв одну отраду я находила Ц мечтать о любимом юноше, и думая, что такая
настойчивость может обнаружить то, что я желала скрыть, часто я упрекала
себя в этом, Ц но что пользы? Мои упреки уступали моим желаньям и, бесполе
зные, улетали с ветром. Я с каждым днем все сильнее хотела узнать, кто он, лю
бимый мною, к которому влекли меня думы, и тайком к немалой радости своей у
знала это; наряды, к которым прежде, не нуждаясь в них, была я равнодушна, ст
али милы мне от мысли, что в убранстве я более понравлюсь; и больше прежнег
о ценить я стала одежды, золото, жемчуг и другие драгоценности. До той поры
я посещала церкви, праздники, сады и лодочные гонки лишь для того, чтобы б
ыть с молодежью, теперь же с новым жаром искала этих мест из желанья видет
ь и показать себя на радость всем. Обычная уверенность в своей красоте ст
ала меня покидать, и я ни разу не вышла из своей комнаты, не посоветовавшис
ь с верным зеркалом, а мои руки, не знаю какому новому искусству научившис
ь, каждый день находили новые, все более прекрасные убранства, к природно
й красоте прибавив мастерство, и делали меня блистательнейшей между все
ми.
Также и знаки уважения, оказываемые мне другими женщинами из чистой любе
зности или вследствие моего знатного происхождения, начали считаться м
ною должными, так как я думала, что чем более возлюбленному буду казаться
пышной, тем более буду ему угодной; свойственная женщинам скупость, поки
нув меня, сделала щедрой, так что я свои вещи считала как бы не принадлежащ
ими мне; смелость возросла и даже женской мягкости стало не хватать, Ц та
к запальчиво я относилась к тому, что мне нравилось; ко всему этому глаза м
ои, дотоле глядевшие скромно, изменили привычку и стали удивительно иску
сны в своих взорах. Кроме этих перемен, много других произошло со мною, кот
орых не стоит перечислять, во-первых, потому, что это было бы слишком долг
о, потом вы сами, думаю, знаете, если, как я, влюблены, сколько всяких вещей п
роисходит в подобных случаях.
А юноша был очень благоразумен, как доказал неоднократно опыт. Он редко и
достойно приходил туда, где я бывала, и, будто приняв одно со мной решение
скрывать от всех любовный пламень, Ц лишь осторожно на меня взирал. Коне
чно, если бы я стала отрицать, что при взгляде на него моя любовь (сильней к
оторой ничего не знаю) росла, как бы переполняя душу, Ц я отрицала бы прав
ду. Его присутствие раздувало горевший во мне пламень и зажигало какие-т
о потухшие огни, если такие были; но сколь радостно было начало, столь печа
лен был конец, когда я лишалась его лицезрения; тогда глаза, лишенные отра
ды, несносную причину скорби давали сердцу, все чаще и тяжелее я вздыхала,
и желанье, всеми чувствами моими овладев, делало меня как бы вне себя, так
что я почти не сознавала, где я; все удивлялись, видя мое состояние, которо
е потом я должна была объяснять различными предлогами, которые подсказы
вала мне любовь. А часто, лишившись сна и питанья, я поступала более безумн
о, чем неожиданно, и произносила необычные слова.
Но вот мое щегольство, вздохи, новые манеры, порывы бешенства, утрата поко
я и другие перемены во мне, произведенные новою любовью, Ц возбудили, сре
ди прочих домовых слуг, удивленье моей кормилицы, древней годами и разум
ом, которая знала, не подавая вида, что за печальный пламень меня сжигает,
и часто упрекала меня за перемены. Однажды, увидя меня меланхолично лежа
щей на кровати с челом, омраченным думами, убедившись, что мы одни, так нач
ала она говорить:
Эта беседа Фьямметты с кормилицей напоминает разговор Федры и ее ко
рмилицы из первого акта одноименной трагедии Сенеки (ст. 131Ц 250).

«Драгоценная моя дочка, что за заботы тяготят тебя с недавних пор? Ни часа
ты не проведешь без вздоха, а прежде я видела тебя всегда веселой без всяк
ой меланхолии».
Тогда я, вздохнув глубоко, краснея и бледнея, притворилась, будто я сплю и
не слышу, повертываясь то в ту, то в другую сторону, чтобы иметь время обду
мать ответ и наконец, еле выговаривая, ответила:
«Меня, кормилица, дорогая, ничто не тяготит, я все такая же; но время всех ме
няет, вот и я стала задумчивее».
«Ну, это, дочка, ты меня обманываешь, Ц ответила старая мамка, Ц нехорошо
уверять старых людей в одном, а на деле показывать совсем другое; да и нужд
ы нет тебе скрывать от меня то, что я давно отлично знаю».
Услышав это, я сказала, как бы рассердившись и обидевшись:
«Если ты знаешь, чего ж ты спрашиваешь? нечего тебе и говорить, раз ты знае
шь».
Тогда она сказала:
«Поверь мне, все в тайне сохраню, чего другим не следует знать; провалитьс
я мне на этом месте, если я расскажу что-нибудь, чтоб тебе было не к чести; н
аучилась я за жизнь-то держать язык за зубами. За меня будь покойна, смотр
и, как бы кто другой не проведал о том, что я знаю не от тебя, не от людей, а по
одному твоему виду. Коль тебе самой нравится дурь, что на тебя нашла, и теб
е угодно упорствовать, делай как хочешь: тут уж мои советы не помогут. Но т
ак как этот жестокий тиран, которому так просто ты подчинилась, не остере
гшись по молодости лет, с свободой вместе отнимает и рассудок, хочу тебе н
апомнить и просить: вырви из чистой груди постыдные мысли, угаси пламень
бесчестный, не рабствуй мерзостной надежде; теперь время бороться: кто п
ротивостал в начале, тот прогоняет преступную любовь и, побеждая, остает
ся целым;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11