– И кто же, по твоему мнению, этот подходящий человек?
– Конечно я. Кто же еще?
– Генри, я знаю, что – глупа, но как ты собираешься стать премьер-министром, если подаешь в отставку?
– Сделав себя предметом спора и скандала, любовь моя. Эбердин стоит за мир, а я – за войну. Об этом знает вся страна: уж я постарался как можно чаще повторять это. Веришь ты мне или нет, но на сей раз мы с королевским двором – заодно. Ее величество просто трясется от военной лихорадки. В ее присутствии лучше не упоминать Россию. Кроме того, скоро и очень кстати произойдет раскол в правительстве, и Эбердин лишится лидерства в партии.
– Если ты поставишь на провал его миролюбивой политики, ты проиграешь, – заметила жена. Она всю жизнь провела среди политиков и преуспела в искусстве интриганства не хуже любого профессионального политика. – Эбердин не такой глупец, – продолжала Эмили. – Если королева и вся страна жаждут войны, то и он станет проводить подобную политику.
– Не сомневаюсь, что так и будет, – согласился с ней Пальмерстон. Ах, милая Эмили, она, конечно, весьма умна, но ему доставляло удовольствие доказывать ей, что он гораздо прозорливее ее. – Но дражайший Джонни Рассел, сам не желая того, поможет мне. Он намеревается предложить на обсуждение еще один билль о реформе, а я собираюсь выступить против него. Любовь моя, я подам в отставку, и окажусь в министерстве. Но на сей раз не в Министерстве внутренних дел. Вот так-то, дорогая!
– Что ж, посмотрим, – лениво заметила Эмили. – Бог свидетель, я привыкла к переменам. Ты просто плутишка, Генри. Мне за тебя стыдно!
Пальмерстон ухмыльнулся, и вскоре Эмили тоже заулыбалась.
– Если бы я не был плутом, ты бы не вышла за меня замуж. И ты просто без ума от всяких перемен. И тебе бы хотелось стать женой премьер-министра, не так ли?
– Да, я была бы этому рада, и я весьма разочаруюсь, если тебе не удастся достичь этого.
– Разве я когда-нибудь не добивался своей цели? – нежно спросил он ее. – Если я что-либо обещал тебе, ты всегда получала это.

Глава 19

Дверь кабинета принца Альберта тихо открылась. На секунду Виктория замерла на пороге. Она увидела, что он смотрит из окна на Большой парк Виндзора. Садилось солнце, окрашивая окрестности в алый цвет. Это было рождественское солнце, как его называли их дети. Вся комната была залита этим странным кроваво-красным декабрьским светом. Королева обратила внимание, что свечи не горели и не были задернуты шторы. Альберт был таким методичным и внимательным, что не разрешал слугам его беспокоить. Он стоял один в красных сумерках, и жена поняла, даже не увидев его лица, что у него разрывалось сердце.
– Альберт!
Она осторожно закрыла дверь и, когда пришла к нему, уже перестала дрожать, и глаза у нее стали сухими.
– Альберт, дорогой!
Принц медленно повернулся к ней. Она поняла, что он стоял и плакал у окна.
– Виктория… это ты?
– Я везде искала тебя, а потом решила, что ты здесь работаешь.
Они стояли друг против друга. Виктория взяла его руку и положила себе на грудь.
– Любовь моя, – наконец промолвила она. – Я не знаю, что тебе сказать.
– Ничего, – устало ответил он. – Я надеялся, что ты не узнаешь, но это невозможно.
– Я видела газеты, и лорд Кларендон приходил ко мне с отчетом о том, что случилось в Лондоне. Любовь моя, они были вынуждены все сказать мне. Я молила Бога, чтобы мне удалось смягчить для тебя этот удар.
– Правда иногда бывает очень жестокой.
Альберт вернулся к окну и сел на мягкий диванчик. Виктория подобрала юбки и опустилась рядом. Багровое солнце теперь освещало их обоих.
– Тысячи твоих подданных ждали целый день, чтобы увидеть, как меня провезут по Темзе и заключат в Тауэр за измену. Моя бедная Виктория, ты никак не сможешь смягчить этот удар. Они ненавидели меня с того самого дня, как я приехал в Англию, и по-прежнему ненавидят до сих пор. Что бы я ни делал, их отношение не менялось.
– Это была массовая истерия, – заметила Виктория. – Кларендон сказал, что газеты подлили масла в огонь! Они не думают так на самом деле, милый мой.
Разве тебе не понятно: они ждали, что и меня арестуют тоже! Они с радостью ждали, что смогут увидеть, как их королева и ее принц пройдут через Ворота Предателей. Это ужасно, и это невозможно ни забыть, ни простить!
На мгновение ее страстное возмущение и горечь сменились спокойствием, которое она попыталась обрести ради Альберта.
– Ты не должен это принимать близко к сердцу. Кларендон сказал, что их одолевает зуд борьбы и им необходим козел отпущения.
– Нет, все не так, – тихо возразил ей принц. – Пальмерстон стал национальным героем. Он подает в отставку из-за билля о реформе, и вся Англия решает, будто именно я заставил его это сделать. И все потому, что он желает вести войну с Россией, а я – нет. Они никого не делали козлом отпущения. Они даже не знали никаких фактов, а просто придумали их и потому обвинили во всем меня. Я уверен, ничто так не порадует твоих подданных, как известие, что меня казнили в Тауэре!
– О Альберт, Альберт, не надо!
Виктория не могла больше сдерживаться и разрыдалась, закрыв лицо руками. Все, что он говорил, было правдой, и Виктория это прекрасно понимала. Народ его ненавидел. Кларендон даже побледнел, когда описывал сцены народного ликования и жажду крови толпы, которая осадила мост Тауэра. Люди висели на парапетах и орали при виде любого суденышка, плывущего по реке, в надежде, что там находится ненавистный им человек. Они так хотели видеть его мертвым, были готовы даже возродить варварские обычаи прошлого, когда короли, королевы и принцы проливали свою кровь в этой ужасной крепости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112