— Утром, когда тебя согреет солнце. — Он подбросил дров в огонь. Цыпленок тотчас аппетитно зашипел. — Ужин скоро будет готов.
— Прекрасно. Я умираю с голоду. — Она села у костра, завернувшись в одеяло.
Энтони открыл корзину и достал из нее буханку хлеба, сыр, флягу вина и два оловянных кубка.
— Сегодня можно есть руками.
— Само собой. — Оливия взяла кубок и хрустящую горбушку хлеба. От него исходил такой аромат, как будто его только что вынули из печи. — А ты не собираешься завернуться в одеяло?
— Мне не холодно, — ответил он со своей загадочной полуулыбкой.
— Тогда ты не должен возражать, если я буду любоваться тобой, — проговорила она с набитым ртом.
Энтони в ответ лишь рассмеялся и, присев у костра на корточки, проверил готовность цыпленка острием кинжала. Отблески пламени тотчас заплясали на его загорелой дочерна коже.
Укрывшись одеялом, Оливия пила вино и с откровенным обожанием наблюдала за ним. Внезапно она вспомнила о Годфри Ченнинге и о том, что бы он подумал, увидев ее сейчас. Затем ее мысли осторожно переключились на Брайана — она как будто пробовала больной зуб, ожидая, что воспаленный нерв может в любую секунду вспыхнуть болью.
Энтони между тем отломил куриную ножку.
— Ты замерзла? — спросил он, не глядя на Оливию, но тем не менее почувствовав произошедшую в ней перемену.
— Нет, — ответила она, уткнувшись подбородком в подтянутые к груди колени. — Нет, ни капельки. — Теперь голос ее прозвучал очень решительно и твердо.
Только почувствовав облегчение, Энтони понял, как сильно он боялся вновь увидеть отстраненность и антипатию в ее глазах, и с удвоенной энергией принялся за цыпленка.
Они ели и пили вино при свете костра, а луна поднималась все выше и выше, заливая море своим серебристым светом.
Позже Оливия лежала на одеялах в кольце его рук. Ее тянуло в сон, но ей не хотелось закрывать глаза — так прекрасна была эта звездная ночь. После любовных объятий Оливию охватили сладкая истома и умиротворение, и даже уверенность в эфемерности нынешнего состояния не могла прогнать ее тихую радость. Ей казалось, что все ее раны затянулись. Многие годы спустя она будет вспоминать, как лежала под этим грубым одеялом при свете костра, прислушиваясь к баюкающему плеску волн, ощущая сильное тело Энтони и положив голову ему на плечо. Многие женщины… большинство женщин… за всю свою жизнь, какой бы долгой она ни была, ни разу не испытывали такого пронзительного счастья.
Эта единственная любовь с ней на всю жизнь, и это лучше, чем годы спокойного и ничем не примечательного однообразия, даже освещенного вспышками страсти, которая случается между мужчиной и женщиной.
Наконец Оливия закрыла глаза, и слезы покатились по ее щекам из-под прикрытых век. Сама того не замечая, она беззвучно плакала, рисуя себе будущее, в котором не было места их любви. Дочь лорда Гренвилла и Энтони Кэкстон не могут быть вместе в реальном мире — только в волшебном сне, который они сами придумали друг для друга…
Оливия проснулась перед самым рассветом и почувствовала, что лежит под одеялом одна. Она села, натянув на себя одеяло, ибо пронизанный серым утренним светом воздух был свеж. Где-то на востоке у самого горизонта появилась тонкая красная полоска, а потом небо постепенно расцветилось красным и оранжевым и над морем показался огромный солнечный шар.
— Красиво, правда? — Оливия повернулась на голос Энтони. Одетый, он держал в руках двух рыбин. — Завтрак, — объявил он и поцеловал любимую.
— Мне бы надо…
— За твоей спиной скалы, а впереди море, — сказал он, бросая рыбу на песок и присаживаясь на корточки, чтобы вновь разжечь костер.
Оливия встала, сбросила одеяло и с наслаждением потянулась, наблюдая за его ловкими руками. Огонь разгорелся, и Энтони пошел мыть рыбу.
Оливия тем временем направилась искать укромное место среди скал. Когда она вернулась, Энтони уже разложил рыбу на плоских камнях импровизированного очага.
Пора было одеваться.
— Если хочешь нить, в другой фляжке есть вода, — кивнул Энтони в сторону корзины.
Оливия сделала большой глоток свежей ключевой воды. Восхитительный вкус! Казалось, все чувства девушки обострились и каждое событие на этом песчаном берегу, залитом красноватым светом утреннего солнца, теперь воспринималось глубже и сильнее.
— Когда мы вернемся на судно, Майк отвезет тебя домой, — сказал Энтони.
Оливия посмотрела на море за его спиной. Им нет нужды освобождаться от чар этого волшебного сна: отец вернется только через несколько дней. Фиби и Порция найдут способ объяснить прислуге ее длительное пребывание в постели. Было бы неразумно не использовать подаренное им время.
— Мне не нужно возвращаться сегодня. — Энтони оторвался от фляги с водой.
— А как же отец?
— Его нет дома. Он вернется через несколько дней.
— А его жена?
— Мне надо лишь послать весточку, чтобы они с Порцией не волновались, если я задержусь.
Энтони молчал целую минуту, но в конце концов спросил:
— И что же им известно?
— Они знают, что я отправилась играть в шахматы с пиратом, который похитил меня, — негромко рассмеявшись, ответила она. — Фиби не одобряет игры в шахматы и всего прочего с такой опасной личностью. Порция настроена более благожелательно, поскольку гораздо больше знает о страсти к загадочным незнакомцам.
Энтони вновь поднес флягу к губам. И это все, что Оливия сообщила своим ближайшим подругам? Женам его врагов? Неужели она ничего не рассказала об Эдварде Кэкстоне?
— С утренним приливом мне нужно вести «Танцующий ветер» в Портсмут. Мы вернемся завтра к вечеру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103