— Почему ты не рассказала мне об этом раньше?
— Я не м-могла. Не м-могла это вспоминать. В тот первый раз, утром, на корабле, все это опять ко мне вернулось.
— Боже мой! — тихо произнес он, сообразив наконец, почему она тогда его оттолкнула.
— Но он не умер, — сказала она, поднимая глаза. — Разве ты не понимаешь? Он, должно быть, где-то рядом.
— А если это совпадение? Скажем, Ченнинг просто использовал те же самые слова…
— Нет! — вскрикнула она и энергично затрясла головой. — Нет, я точно знаю. Ченнинг даже похож на него. Как б-будто он вернулся в теле Ченнинга.
— Ну а теперь ты говоришь глупости, — ласково протянул он, поглаживая спину девушки, которая дрожала, как деревце на ветру.
Тем временем, сгорая от жгучей ревности, Годфри Ченнинг наблюдал за ними из-за деревьев. Так обнимать женщину может только любовник. Оливия прижималась к Эдварду Кэкстону как женщина, которая только что выбралась из его постели. Она не девушка, а шлюха, которая отдалась этому ничтожеству, обычному деревенскому сквайру, расфранченному кретину без денег и родословной. Ченнинг невольно сделал шаг вперед.
Как будто почувствовав это, Кэкстон поднял голову и посмотрел поверх Оливии в сторону сада. Годфри поспешно шагнул назад, но взгляды соперников встретились. Короткого мгновения хватило, чтобы Ченнинг все понял. Теперь он знал, почему этот человек казался ему знакомым. Его глаза, его тяжелый, пронизывающий и высокомерный взгляд…
Человек, называвший себя Эдвардом Кэкстоном, был тем самым рыбаком, кто купил награбленное добро. Вернее, точно так же, как грязный рыбак был не тем, за кого себя выдавал, так и Эдвард Кэкстон оказался вовсе не скучным, льстивым прихлебателем, которого из себя разыгрывал. И он отнял у него добычу.
Оливия сделала глубокий вдох и всхлипнула, как будто почувствовав настороженность Энтони.
— Он здесь? Он нас видит?
— Не думай о нем.
— Но если он нас видел, то всем расскажет!
— Я позабочусь о Годфри Ченнинге, — мрачно произнес Энтони. — Он обидел тебя?
— Он пытался меня поцеловать. — Она опять вздрогнула и провела ладонью по губам. — Я его боюсь. Наверное, он знает Брайана. Без сомнения, он с ним знаком. Иначе откуда еще он мог узнать это прозвище? Видимо, Брайан рассказывал ему, как мучил меня; видимо, они говорили обо мне. А теперь он расскажет всем, что видел нас вместе. — Голос Оливии тревожно зазвенел, и Энтони принялся ласково успокаивать ее.
— Я обо всем позабочусь, — повторил он.
— Как?
— Просто верь мне. — Он на мгновение умолк, а затем с расстановкой добавил: — По крайней мере тут уж я стану действовать без всякого материального вознаграждения. — В выражении его глаз и в голосе явно чувствовался вызов.
Близость исчезла, и Оливия вновь ощутила холод и пустоту.
— Зачем ты п-приехал? Ведь тем самым ты привлекаешь к себе внимание. Если бы отец был дома, не обошлось бы без множества вопросов. Мне казалось, ты должен избегать таких ситуаций.
— Так уж случилось, но мне известно о его отсутствии.
— И неудивительно. У тебя наверняка есть шпионы.
— Да, есть. — Энтони разочарованно взглянул на Оливию, еле сдерживаясь, чтобы не рассердиться на ее холодность. Неужели он решил одну головоломку только для того, чтобы перед ним возникла другая? — Именно поэтому ты считаешь меня неправильным, Оливия?
— Ты сказал, что ты не джентльмен. В своих действиях ты не руководствуешься понятием чести, — медленно произнесла Оливия.
— И всего-то? — удивился он. — Кажется, прежде тебя это нисколько не беспокоило.
— Во сне благородство действий не имеет особого значения, — ответила она. — А теперь я проснулась.
Честь! Его отец обесчестил его мать. Ребенок родился в бесчестье. Семья отца, прикрываясь честью, отвергла незаконнорожденного младенца, без всякой жалости бросив его на произвол судьбы.
— Честь — это роскошь, которую не каждый себе может позволить, моя дорогая Оливия. И когда я вижу, сколько бесчестных поступков совершается под прикрытием чести, я радуюсь, что она мне недоступна.
— Мой отец — человек чести, — тихо отозвалась она. — Он не способен на бесчестные поступки.
Энтони мрачно взглянул на нее — возразить было нечего.
— Я оставлю тебя здесь, — без всякого выражения сказал он. — Мне нужно обезвредить Ченнинга и выяснить все, что возможно, об этом Брайане. Шпионы иногда бывают полезны, — с иронической улыбкой добавил он, вскочил на коня и поехал прочь, ни разу не оглянувшись.
Оливия медленно побрела к дому. Она обвинила Энтони в бесчестье. Но какое еще
определение можно подобрать для мародера? Самое презренное и трусливое занятие.
Пиратство и контрабанда — другое дело. Это, конечно, незаконно и опасно, тем более что пиратство — определенно преступление. Контрабанда же таковым не считалась. Контрабандисты просто отнимали у ненавистных сборщиков налогов их такой же ненавистный доход. Даже ее отец покупал контрабандный коньяк.
Она вспомнила о захвате «Донны Елены». Это был, вне всякого сомнения, разбой. Но Энтони тогда грабил варваров, он освободил рабов и отдал им корабль. Налет выглядел как борьба за справедливость, что, без сомнения, законно.
Оливия села у окна и посмотрела на море. Казалось, все чувства покинули ее, и даже страх перед Брайаном куда-то исчез. Ничто ее теперь не волновало. Солнечный день казался ей серым, сверкающее море выглядело тусклым. Все вокруг стало безжизненным и бессмысленным.
Глава 15
Брайан Морс услышал, как в дверь его комнаты на постоялом дворе «Чайка» в Вентноре забарабанили, и отставил чашу с вином.
— Кто там?
— Ченнинг.
— Входи, милый мальчик, входи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103