Лупоглазый, снова прищурившись, вышел из машины. Я взял его за локоть и повел во Дворец правосудия, в судебную комнату Кроффера.
Перед большими двойными дверями стоял красавец актер Эд Хауэлл.
Мы приблизились к нему, и Лупоглазый с подозрением спросил:
– А что это здесь делает этот здоровенный ниггер? Ниггер – пренебрежительно – черномазый.


Ну конечно, вы слышали такое, но едва ли видели своими глазами. Я замахнулся правой рукой на Лупоглазого, но Эд крепко схватил меня за запястье.
Я посмотрел на него, а он подмигнул мне. На его возбужденном лице было выражение полного восхищения.
Чуть наклонив голову, он пошел по коридору.
Мне надо было накоротке поговорить с ним, и я сказал Лупоглазому:
– Подожди здесь. Я посмотрю, все ли там готово для нас.
– Готово? – не понял он.
Его глаза, и так не слишком яркие, стали совсем тусклыми. Он был в растерянности. Отлично. Я как раз и добивался, чтобы он оказался в растерянности.
Я глянул на Джилла и Тони, стоявших у него за спиной:
– Присмотрите за ним, ребята!
Джилл пожал плечами, будто хотел сказать: «А чего за ним смотреть?» А Тони чуть поднял руки, а потом снова их опустил. Он уже больше не играл человека, который готов стрелять.
– Но... – попытался что-то сказать Лупоглазый.
Я повернулся на каблуках и быстро пошел к Эду.
– Что это с тобой, – тихо спросил я. – Этот сукин сын...
– Да брось ты! Он подал мне идею, Шелл. – Эд усмехнулся и быстро зашептал: – Но забудем это. Я собрал тридцать шесть человек, больше не успел за это время. Из тех, кто там был раньше, осталось четыре или пять человек. Они не пошли на ленч. Они и сейчас там – не мог же я попросить их уйти. Вы ничего не сказали о жюри присяжных, и они разошлись. Если хотите...
– О'кей. Чудесно, Эд, – прервал я его. – А что насчет судьи?
– Я достал великолепного судью. Моррисон Блейн, восьмидесяти лет. Крепкий как дуб. Только что сыграл роль судьи в фильме «Дело Элизабет Дуган». Он заезжал в костюмерную и взял мантию судьи и все прочее.
На черном лице Эда сверкнула озорная улыбка. Но я думал – «мантию и все прочее»? Мантия – о'кей, но что такое «все прочее»? Однако не было времени обдумывать эту незначительную деталь.
Я спросил:
– А что с Роном Смитом? Он был когда-то судебным репортером, но, когда я звонил ему, он не был уверен...
– Все о'кей, – ответил Эд Хауэлл. – Я только что говорил с ним, всего минуту назад, и он обещал сделать то, что нужно. Не очень охотно, правда, но ведь это игра.
Ну, естественно, я хотел знать гораздо больше, но просто не было времени. Самое главное в этом спектакле было выбить Лупоглазого из привычной колеи и продержать его в новом неопределенном состоянии нужное время. Мы должны были ввести его в эту незнакомую ему обстановку как можно естественнее, а потом как следует «раскрутить» его. И тут время или, точнее, выбор нужного момента имел особое значение.
И я задал еще один вопрос:
– А вы достали кого-нибудь на роль обвинителя?
Темнокожий красавец снова улыбнулся:
– Ну да. Окружной прокурор. Это я.
Я хотел было возразить, сказав, что актеры, которые играли не безмолвные роли, лучше бы подошли. Но что было делать? Вместо этого я буркнул:
– Ну, может быть, и так сойдет, Эд. Пошли.
Он открыл двойную дверь. Я подошел к Лупоглазому, взял его за локоть и подтолкнул к входу. Он поплелся рядом со мной какой-то шаркающей походкой. Джилл и Тони последовали за ним, тоже шаркая ногами. А Тони все еще повторял свой жест, приподнимая и снова опуская руки.
Мы с моим пленником вошли в комнату суда. Эд шествовал перед нами по проходу между рядами кресел, прошел через качавшуюся дверцу в барьере и сел за длинный стол перед местами для зрителей. Я быстро окинул взглядом собравшихся и увидел несколько знакомых лиц. Это были «чудовища» из фильма Слэйда – я как-то видел их без устричных раковин, – Вивиан Вирджин и еще одна молодая актриса, которую я видел в прозрачном бикини и украшенном камнями головном уборе. Но теперь все они выглядели просто как группа горожан, которые пришли послушать дело в Верховном суде. Кстати, именно так они и должны были выглядеть. Прямо передо мной за маленьким столом сидел Рон Смит. На столе стояла пишущая стенографическая машинка. Бывший судебный репортер выглядел не лучшим образом, но он все-таки был наместе.
Мы дошли уже почти до конца комнаты суда, когда вдруг с глаз Лупоглазого как бы спала пелена. Я почувствовал, как он остановился и потянул свой локоть назад.
– Эй, – сказал он. – Что за черт? Так ведь это комната суда.
– Конечно, комната суда. А ты что ожидал? – строго подтвердил я.
– Но я... сначала меня должны задержать, снять отпечатки пальцев, предъявить обвинение, – запротестовал бандит.
Я покачал головой:
– Лупоглазый, не объясняй мне мою работу, о'кей?
– Обвинение предъявляется задержанному перед барьером суда, после того как суд выслушает причины задержания. Понял?
– Ух... – шумно выдохнул мой пленник.
– Так вот это мы и делаем. Доставляем тебя к барьеру суда, – продолжал я.
– Но ведь сначала я должен попасть в тюрьму, разве нет? – все еще ничего не понимал он.
– Ты идиот или что? Ты что, хочешь в тюрьму? – прикрикнул на Лупоглазого я.
– Да что вы такое толкуете!
Пока в его голове крутились колесики, я провел его через дверь в барьере, потом налево, к другому длинному столу, посадил его и сам сел рядом.
Лупоглазый медленно повернулся на своем стуле, посмотрел на людей позади него, потом взглянул вокруг и даже на потолок. Да, он был в комнате суда, все ясно. Этого нельзя было отрицать, но все же чего-то не хватало. Я наклонился к нему и сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61