Вдобавок, казалось, некоторые украшения утыканного служили услаждению обоняния: острый аромат сосновых игл вперемешку с едким мускусом поднимался, подобно испарениям, от его шкуры. Этакие своеобразные духи.
Он подошел как мог близко к своему сопернику и встал лицом к лицу с ним. Потерянный был выше ростом, но намного тоньше, к тому же ему недоставало съемных шкур, какие были на Дэмьене. Абориген попытался принять позу повнушительней, но сильное тело священника явно смотрелось выигрышнее — да и ритуальная враждебность ракха не могла сравниться со сдержанной яростью, что скрывалась под маской невозмутимости человека и только ждала повода вырваться наружу.
— Одно неверное движение, — прорычал Дэмьен, — и я оторву твою дерьмовую голову. Не переводи, — предупредил он Хессет.
— И не подумаю.
Утыканный что-то злобно прошипел, но не сделал попытки напасть на священника. Вместо этого он отступил, и меч, который он закрывал спиной, оказался на виду. Зловещей мощью Повеяло от него, лицо Дэмьена словно обжег арктический холод; он постарался не выказать своих чувств, чтобы Потерянные не приняли их за слабость. Чувствуя, как в животе его скручивается тугой ледяной комок, он шагнул туда, где лежал меч. И остановился рядом. Оглянувшись, проверил, соблюдают ли Потерянные дистанцию — те не двинулись с места, — потом потянулся к мечу и крепко ухватил рукоять.
…И боль взорвалась в руке, когда ледяные острия внезапно вонзились в тело. Словно все тепло его плоти устремилось к ладони, вытекая через нее, пожираемое жадной сталью. Он стиснул зубы и поднял меч. Пальцы его онемели, обожженные холодом, но он не разжимал их, терпя боль, сдерживая страх, что поднимался в душе.» Охотник питается страхом, — напомнил он себе. — Его оружие Действует так, чтобы вызвать страх «. Он поборол панику и заставил себя крепче сжать обтянутую кожей рукоять, пока смертоносная мощь поражала его тело, его внутренности, его сердце. Однажды он подчинился холодному огню Тарранта — здесь было то же самое, в сотни раз сильнее, в тысячи раз ужаснее, но то же самое. Он зажмурился и вспомнил то испытание, стараясь хоть так укрепить себя, пока жуткая мощь подавляла его, изменяла его… и испытывала его, сверяясь с неким темным и страшным образцом, и вдруг отошла, и боль стала утихать, стала почти терпимой, ледяные острия еще кололи его, но уже не грозились уничтожить.
Он повернулся к Потерянным, все еще крепко стискивая рукоять. Рука онемела от холода, но лезвие, казалось, ожило. Дэмьен не сомневался теперь, что сможет владеть им.
« И он будет пить жизнь, как делал его хозяин. Он будет пить ужас тех, кого ранит…»
Утыканный заговорил. В его тоне прозвучал вызов.
— Он говорит, эта вещь убила многих.
« Действительно. — Священник видел, что меч обмотан веревкой, за которую его и вытащили из норы. — И он не убил меня только потому, что я связан с Таррантом. Меч почуял родство «.
— Это принадлежит моему родичу, — повторил Дэмьен. Меч в его руке был тяжел, как кусок льда, но священник подавил желание положить его на землю.
Утыканный опять что-то просипел.
— Он говорит, это ест души.
Дэмьен глубоко вздохнул, пытаясь обдумать ответ.
— Скажи ему… Мы пришли убить пожирателя душ. Того, кто ест души ракхене. Скажи ему… иногда убийцу приходится убивать его же оружием.
Когда Хессет переводила, он наблюдал за их реакцией. И ждал. Темная власть пульсировала в его руке, ползла вверх, проникала в его мозг.» Убей, — шептала она. — Убей, покончи с ними «.
Он крепче стиснул рукоять и постарался не слышать. Тонкие ручейки чужой злобной воли еще струились в его мозгу, но он отказался понимать.
— Здесь есть только один пожиратель душ, — переводила Хессет. — В… — Она запнулась. — Думаю, он имеет в виду Дом Гроз.
— Что он говорит, как можно точнее!
— Я не уверена. Язык совсем другой…
— Не пытайся перевести понятия — просто повтори эти слова.
Ее брови сошлись к переносице, пока она силилась передать смысл.
— Место… голубого сияния?
— Голубого сияния?
— Я не уверена. Я…
— Голубого?
— Я только думаю, что так это переводится. А что, это так важно?
Он припомнил небо над Джаггернаутом, когда сотрясалась земля. Ослепительные стрелы, вырвавшиеся из-под земли, озарившие светом небеса. То был почти дневной свет, только в сто раз ярче. И голубой — земное Фэа голубое — в противоположность белому свету дня.
И еще то, что описывала Хессет там, в своем селении.» Сияние, — говорила она, — небо светилось месяцами. И гремел гром, такой, что и говорить было невозможно «.
Вот что это такое. Вот что за грозы это были. Не было там никакого света. Это энергия; связанная энергия.
« Боже мой, вот оно что…»
— Расскажи им, что нам нужно, — приказал он, пытаясь придать голосу твердость. Этому народу следует демонстрировать силу, от этого так много зависит. — Спроси его, может ли он помочь нам.
« Избыток энергии, вот что там горит. Но откуда избыток? Землетрясений здесь не бывает. А земные потоки очень слабые…»
Так трудно было собраться с мыслями, когда власть меча Охотника еще леденила мозг. Несмотря на это, он чувствовал, что у него в руках недостающий элемент головоломки. Последний. Только надо понять, куда, в какое место общей картины его пристроить. И они узнают, куда можно ударить…
« Таррант должен был понять это. — Но тут же он хмуро поправил себя: — Таррант может понять «.
— Он отведет нас. — Хессет наконец закончила переговоры. — В…» место-нет «, так он сказал.
— Запретная зона? — предположила Сиани.
— Не знаю. То, что он говорит… в нашем языке нет таких понятий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189