Жених спрашивает у невесты: «А чьи это глазки?» Та отвечает: «Твои, дорогой!» – «А чьи это прелестные губки?» – «Твои, моя радость» – и так далее и тому подобное. И все это продолжается, не минуя ни одной части тела. Наконец мужчина, сидящий в шкафу, не выдерживает и кричит им: «Когда дойдете до зонтика, то знайте, что это мой!»Томми засмеялся. Анекдот с бородой, но он все равно рассмеялся и слегка покраснел. Краем глаза он увидел, что брат его жены вынырнул из кустов, огораживавших участок, и промчался в дом, по тут начался анекдот о карлике, который женился на толстой циркачке; за этим анекдотом последовал еще один и еще. Вспомнили даже древнюю историю о белом коне, который женился на зебре и весь медовый месяц пытался снять с нее полосатую пижаму. Постепенно шутки вышли за пределы литературного жанра и приобрели некоторый налет импровизации, когда каждый из шутников старался перещеголять других знанием того, как надо вести себя с молодой женой по приезде в гостиницу.Кто-то посоветовал Томми захватить с собой побольше журналов, потому что Анджела наверняка запрется на три часа в ванной, готовясь к самому большому событию в своей жизни, а кто-то еще сказал: «Он только на то и надеется, что это будет самое большое событие». И хотя Томми не совсем понял, в чем тут соль, он все равно рассмеялся.– А в каком отеле вы будете, Том? – спросил один из шутников.– Хм-хм, – промычал Томми в ответ, покачав при этом головой.– Ну же, расколись! – воскликнул кто-то. – Ты ведь не думаешь, что мы ввалимся к тебе в твою первую брачную ночь.– Именно так я и думаю, – ответил Томми.– Чтобы мы, старые приятели, так поступили? Постой, а разве ты сам не хочешь, чтобы мы навестили тебя?– Нет!– Нет? А почему? У тебя что, на сегодня другие планы?И так далее в том же духе. И все это время Джоди Льюис шнырял между шутниками, стараясь поймать выражение лица Томми всякий раз, как рассказывался новый анекдот; затвор его фотоаппарата все щелкал и щелкал, запечатлевая для вечности и альбома «День нашей свадьбы» то нечаянный румянец, то улыбку, а то мимолетную тень заботы уже семейного человека, отразившиеся на лице.– Не забудь вино, когда будете уезжать! – крикнул ему кто-то.– Какое вино?– Которое вам подарили. Вон в конце стола две бутылки, одна для невесты и одна для жениха.– Только не пей слишком много, Томми. А то нечаянно переберешь, и твоя женушка будет очень разочарована!– Просто пригуби, Томми! Один тост! А потом за дело!Все стоявшие в толпе захохотали. Джоди Льюис безостановочно щелкал фотоаппаратом. Ночь опускалась с пугающей стремительностью. * * * Уна Блейк сидела на корточках, склонившись над Коттоном Хейзом. Подол ее платья задрался, обнажив великолепные сильные ноги, верх платья был разодран до талии. Темнота почти полностью окутала маленькое чердачное помещение в доме Бирнбаума. В слабом свете исчезающего дня, падавшем из окна, виднелись только ее светлые волосы и абрис обнаженного бедра. Она накрепко стянула веревками тело Хейза и начала обшаривать его карманы.С сигарой во рту, обхватив одной ручищей ствол ружья, Марти Соколин наблюдал за ней. Чем-то она его настораживала. Это была самая красивая девушка в его жизни, но в ней бушевала энергия баллистической ракеты, и порой это пугало его. И одновременно возбуждало. С волнением он наблюдал, как она раскрыла бумажник и быстро просмотрела его содержимое.– Легавый, – сказала она.– С чего ты взяла?– Жетон. И удостоверение. Почему ты не обыскал его раньше?– Мне было некогда, А что тут нужно легавому? С какой стати...– Их тут полным-полно, – перебила Уна.– Но почему? – Соколин заморгал и свирепо закусил сигару.– Я застрелила человека, – ответила она, и он почувствовал что-то похожее на страх.– Ты?..– Да. Одного придурка, который направлялся в дом. Ты же мне сказал, чтобы я сюда никого не подпускала.– Да, но застрелить человека! Уна, зачем ты?..– А ты разве пришел сюда не для того, чтобы застрелить человека?– Да, но...– Ты хотел, чтобы кто-нибудь поднялся сюда к тебе?– Нет, Уна, но из-за этого сюда понаехали полицейские. У меня ведь судимость... Господи боже мой! Мне ведь нельзя...– Мне тоже, – отрубила она, и он увидел, как в глазах ее неожиданно зажглась ярость, и ему снова стало страшно. На верхней губе у него выступил пот. В сгустившемся мраке он сидел и смотрел на нее со страхом и возбуждением. – Ты хочешь убить Джордано? – спросила она.– Я...– Да или нет?– Не знаю. Господи, Уна, я не знаю. Я не хочу попасть в лапы к полицейским. Я не хочу снова загреметь в тюрьму.– А раньше ты говорил по-другому.– Я знаю, знаю.– Ты говорил, что хочешь убить его.– Да.– Ты говорил, что ты не успокоишься, пока не увидишь его мертвым.– Да.– Ты попросил меня помочь тебе. И я согласилась. Без меня ты бы не знал, как утереть сопли. Кто раздобыл квартиру возле фотоателье? Я. Кто предложил пойти в этот дом? Я. Без меня, черт подери, ты бы точил на него зуб до своей могилы. Ты этого хочешь? Да?– Нет, Уна, но...– Мужчина ты... или кто?– Я мужчина.– Ничтожество! Ты ведь боишься застрелить его, признайся.– Нет.– Я уже пошла на убийство из-за тебя, ты это понимаешь? Я уже убила человека, чтобы защитить тебя. А теперь ты идешь на попятный. Так кто ты после этого? Мужчина или кто?– Я мужчина! – повторил Соколин.– Ты ничтожество. Не знаю, зачем я с тобой связалась. У меня могли бы быть мужчины, настоящие мужчины. А ты не мужчина.– Я мужчина!– Так убей его!– Уна! Просто... теперь тут полицейские. Один даже прямо здесь, рядом с нами...– В восемь часов начнется фейерверк...– Уна, чего я добьюсь тем, что убью его? Я знаю, я говорил...– ...будет много шума, много взрывов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49