И всякий раз, когда ему приходилось убить человека, он плакал. Не на людях. Он плакал в душе, а такой плач болезненнее всего.Полицейские из восемьдесят седьмого участка не отличались особым суеверием, но они тем не менее старались избегать идти в наряд с Бобом О'Брайеном. Когда рядом оказывался О'Брайен, дело обязательно кончалось стрельбой. Они не знали почему. Разумеется, это было не по вине Боба. Он всегда самым последним из всех вытаскивал оружие и никогда не делал этого до тех пор, пока это не было абсолютно необходимо. И все же, когда рядом оказывался О'Брайен, можно было почти, не сомневаться, что дело дойдет до стрельбы, а полицейские из восемьдесят седьмого были нормальными людьми и отнюдь не горели желанием лишний раз подставлять себя под пули. Поговаривали, что если даже О'Брайен отправится разгонять шестилеток, играющих в стеклянные шарики, то непременно каким-нибудь чудом один из этих малышей вытащит автомат и начнет разносить все вокруг. Таков уж был Боб О'Брайен. Невезучий полицейский.Но, разумеется, это было чистым полицейским преувеличением, потому что О'Брайен служил в полиции уже десять лет, четыре года из них – в восемьдесят седьмом участке, и за все это время он застрелил только семь человек. Хотя, если исходить из статистики, это все равно было чуточку многовато.– Как дела, Мейер? – спросил он.– О, очень хорошо, – сказал Мейер. – Очень хорошо, спасибо.– Я тут думал.– О чем?– О Мисколо.Мисколо был полицейским, охранявшим канцелярию, находившуюся тут же, дальше по коридору. По правде говоря, Мейер вообще никогда не думал о нем.Он и вспоминал-то о Мисколо только тогда, когда встречал его.– Так что случилось с Мисколо? – спросил он равнодушно.– Его кофе, – сказал О'Брайен.– Кофе?– Он раньше делал замечательный кофе, – сказал О'Брайен с грустью.– Помню, бывало, придешь, особенно поздно, после засады или чего-нибудь в этом роде, и тебя ждет чашечка кофе, приготовленная Мисколо, и веришь ли, Мейер, после нее человек чувствовал себя как король, настоящий король. У него были и крепость, и вкус, и аромат.– Ты зря теряешь время в полиции, – сказал Мейер. – Кроме шуток, Боб. Тебе надо быть комментатором на телевидении. Ты мог бы делать такую рекламу кофе, что...– Перестань, я говорю серьезно.– Извини. Так что случилось с его кофе?– Не знаю. Просто он стал не таким, как раньше. Ты знаешь, когда это началось?– Когда?– Когда Мисколо ранили. Помнишь ту психопатку, которая влетела сюда с начиненной тринитротолуолом бутылью и выстрелила в Мисколо? Помнишь тот случай?– Помню, – сказал Мейер. Он очень хорошо это помнил. У него самого остались на теле шрамы в память о тех ударах, которые обрушила на него Вирджиния Додж в октябре прошлого года. – Да, я помню.– Ну так вот, сразу же, как Мисколо вышел из больницы, с первого же дня, как он приступил к работе, кофе стал паршивым. Теперь скажи: как ты думаешь, Мейер, отчего так произошло?– Н-да, даже не знаю, Боб.– Меня эта загадка просто мучает. Человек получает пулю и вдруг перестает варить хороший кофе. Восьмое чудо света, да и только.– Почему бы тебе не спросить об этом у самого Мисколо?– Да ты что, как я могу это сделать, Мейер? Он так гордится своим кофе. Могу я его спросить, почему это ни с того ни с сего его кофе стал невкусным? Как я могу это сделать, Мейер?– Да, наверное, никак.– И я не могу выйти и купить себе кофе, потому что иначе он обидится. Что я теперь должен делать, Мейер?– Ей-богу, Боб, не знаю. По-моему, у тебя комплекс. Почему бы тебе не попробовать сублимировать это?– Чего?– Почему бы тебе не вызвать кое-кого из свидетелей, видевших то нападение, и не попробовать выжать из них еще что-нибудь?– Ты думаешь, я тебя разыгрываю, да?– Разве я это сказал, Боб?– Я тебя не разыгрываю, Мейер, – покачал головой О'Брайен. – Просто мне хочется выпить кофе, но, когда я подумаю о кофе Мисколо, меня тошнит.– Выпей в таком случае воды.– В девять тридцать утра? – О'Брайен посмотрел на него с возмущением. – Как ты думаешь, может быть, позвонить на пульт Мерчисону, попросить его купить кофе и потихоньку пронести сюда?На столе Мейера зазвонил телефон. Он снял с рычага трубку и сказал:– Восемьдесят седьмой участок, детектив Мейер.– Мейер, это Стив.– Привет, малыш. Скучаешь по работе, да? Не можешь удержаться, чтобы не позвонить даже в свободный день?– Это я по твоим прекрасным голубым глазам соскучился, – сказал Карелла.– Да, мои глаза всем нравятся. А я думал, твоя сестра выходит замуж сегодня.– Выходит.– Так чем я могу помочь тебе? Подкинуть деньжат на свадебный подарок?– Не надо, Мейер. Посмотри лучше новое расписание и скажи, с кем я дежурю на этой неделе. Мне надо знать, кто еще сегодня свободен.– Тебе нужен четвертый партнер для бриджа? Постой секундочку. – Он открыл верхний ящик стола и вытащил планшетку с защелкой вверху, под которой был зажат листок с отпечатанным на мимеографе текстом. Он углубился в таблицу, ведя указательным пальцем вниз по странице. – Ох, жаль мне этих несчастных обормотов, – сказал Мейер в трубку. – Работать с таким занудой...– Ладно-ладно, кто они? – спросил Карелла.– Клинг и Хейз.– У тебя нет под рукой их домашних телефонов?– Чего еще изволите, сэр? Почистить ботинки? Погладить штаны? А жену мою не одолжить на субботу – воскресенье?– А что, неплохая идея, – сказал Карелла, хмыкнув.– Обожди. У тебя есть чем записать?– Сарин телефон?– Оставь Сару в покое.– Это ты заговорил о ней.– Слушай, рогоносец, тебе нужны эти номера или нет? Мы тут работаем, нам трепаться некогда.– Валяй, – сказал Карелла, и Мейер продиктовал ему телефоны. – Спасибо. Теперь я хочу попросить тебя еще кое о чем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49