Тут не было ничего от надтреснутой, торжественной иномирности туауте. Тут вообще вряд ли было что-то, чему можно дать определенное имя. Не думаю, что кто-нибудь танцевал так до меня. Не думаю, что кто-нибудь сможет станцевать после.
Полное растворение в бурлящей темноте. Слияние и поглощение. Годы, проведенные с Эль, неплохо научили меня двойственности существования.
Только теперь пришло понимание сути места, которое Аррек так небрежно обозначил фразой «тот свет». Впрочем, «место» — крайне неподходящее слово. Это было... одним из отражений сути самой Эль. Да, пожалуй, можно так сказать. Но в еще большей степени это было отражением сути Тэмино. И Смотрящего. И Аррека. Некроманты не просто открыли врата в неясную географическую область, куда отправлялись после торжественной панихиды души эль-ин. Они создали эту область, сделали ее реальной, ощутимой и опасной. Своей силой, своей магией сформировали строгие пейзажи. Из информации, хранящейся в глубине коллективного бессознательного, а значит, в душе каждого эль-ин, они слепили целые миры, превратив размытые сны богини в полные смысла и красоты ландшафты.
Я поняла это. Стала частью этого. И я восхитилась.
Работать с чем-то столь бесконечно сложным было невероятной честью. Привилегией, отблагодарить за которую можно было лишь одним способом — станцевать безупречно. И я танцевала. Не ради цели и не используя танец как средство. Не отталкиваясь от изначального состояния. Не стремясь прийти к новому. Я танцевала так, как творили драконы, и ощущала себя... настоящей.
Постепенно, будто издалека, пришло осознание: мне ничего не грозит. В этом месте, где все возвращалось к исходу, чтобы начать круг заново, я была одновременно и частью круга, и вне его, и ничто не могло коснуться меня без позволения. Позже придут удивление и непонимание: разве может вене, сколь бы искусна она ни была, слиться с таким явлением, как смерть? Но сейчас это не имело ни малейшего значения. Ну какая мне на самом деле разница, что может, а чего не может сделать вене?
Смутное беспокойство коснулось разума сквозь эйфорию вдохновения. Что-то было не так. Чего-то не хватало.
Аррек.
Созданные им оковы оказались разрушены еще в самом начале, когда ветер развоплощения еще только подхватил двух упавших с запредельной высоты беглецов. Нас оторвало друг от друга, разбросало в стороны, закрутило, и замело, и растворило в бешенстве стихии.
Аррек. Его время еще не пришло. Я не хочу, чтобы он погиб.
Это не ответ. Молния падающего меча.
А что же тогда ответ?
А каков вопрос?
Ты хочешь жить?
Тишина.
Запрокинула голову, всхлипнула, затем крикнула — долго, протяжно, и безысходно. Ответа не было. Не было. И не было никого, чтобы принять это решение за меня.
Значит, придется принимать его самой.
О, Ауте безмятежная. Как я этого не люблю!
Люди, когда встречаются с неразрешимой проблемой, пытаются «взглянуть на нее по-новому». Найти свежий подход. И это лишь доказывает, какие смертные по сути своей бестолковые существа. Ничего не могут довести до конца. Уж если искать новую точку зрения на вопрос, то пусть она будет совсем, совсем новая.
Аналитический транс. Полное обнуление сознания. Ни представлений, ни понятий, ни установок, ни мотивов. Полный ноль. Чистый лист.
Уход в абсолютно белое.
Когда слова — лишь наборы звуков, за которыми ничего не стоит. Когда образы — наборы красок, лишенные смысла. Когда чувства остры и отточены, но не несут в себе никакой эмоциональной окраски.
И я стала заново выстраивать себя. С самого начала. С основы. Будто прожитых лет никогда не было. Будто я снова юная, шестнадцатилетняя вене, открывшая утром глаза и вдруг впервые по-настоящему увидевшая окружающий мир. И с удивлением и интересом потянувшаяся к нему, чтобы узнать: что же это?
Оживление. Изумительное открытие: у меня есть тело! Освоение телесной психосоматики. Я вписывала себя в окружающее пространство, и радость от сделанных чудесных открытий заставляла меня смеяться.
Одушевление. Осознание самости. Я — субъект собственных желаний и хотений. Могу им следовать. Здорово!
Персонализация. Мое «я» отражается, точно в зеркале, в различных социальных позициях. Появляются сковывающие рамки норм и правил. Но взамен бесшабашной свободы приходит осознание себя как потенциального автора собственной судьбы. Это немного жутковато... и удивительно.
Индивидуализация. Идеалы и ценности, смутные воспоминания о которых мелькают в голове, рассматриваю через кристаллическое ядро собственной личности, примеряя их на себя, позволяя им обновить и отточить мой взгляд на мир. Это — источник несокрушимой внутренней силы, который может стать источником извечной слабости. Противоречиво... но очень интересно.
Универсализация. Катализатор духовной жизни. Крещендо, катарсис. Осознание высшего разума, и своего нежелания с ним больше общаться. Гм. Ну и ладно! Обойдусь как-нибудь и без этого.
Я открыла глаза, мягко танцуя в безымянной темноте и задумчиво рассматривая личность, которая получилась в результате всех этих самокопательных упражнений. Да, не слишком приятная дама. И не слишком умная. И не слишком смелая.
Стоит ли позволять ей существовать дальше?
Позволить существовать той, которая погубила уже стольких? Но вместе с этой знакомой, полной горечи и малодушия мыслью пришла и другая: какой бред! Здесь, где я сейчас нахожусь, не место глупым иллюзиям. Я знала совершенно точно, что именно сотворила со всеми теми беднягами, которых сюда отправила... и знала, что им до меня нет никакого дела. «Во имя милосердной Ауте, не делай из нас застывшие символы», — сказал Л'рис.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140