Новое открытие. Кусочек леса предстал совсем близко, в неизмеримой ясности. Видны были каждый сучок, каждый еще не облетевший листок на голых ветвях.
– Телескоп, – пояснила Амитрия. – Мой. Я хотела, чтобы ты поняла.
– Что?
– Как совершенна эта земля. Как прекрасна. Как немыслимо потерять ее, по жадности ли, или из страха. Вот… – Она положила пальцы Танфии на винтик сбоку. – Покрути, чтобы навести резкость. Теперь погляди.
Она наклонила трубу, и поле зрения Танфии заполнила Розовая луна. Уже не плоским кругом, а совершенным шаром плыла она в небесах, и поверхность ее испещряли невообразимые узоры – нет, не узоры, но горы, и кратеры, и паутина, наверное, рек…
Амитрия помогла ей перевести телескоп на Лиственную луну – гладкую сферу, словно чуть подмятый плод, чья зелень в такой близи была почти незрима. И Лилейная луна – чистейшая хрустальная белизна, усеянная еще более яркими звездчатыми сплетениями, чище мрамора и опала, прекраснее самого бытия.
Танфия отступила от телескопа и утерла слезы.
– Это… изумительный инструмент.
– Линзы из чистейшего горного хрусталя, – проговорила Амитрия. – Я отполировала их сама. На это ушли годы. «Чудесны плоды земли, пламенны яхонты во чреве безымянных камней».
– Сафаендер, – с улыбкой отозвалась Танфия.
– Это не все, – проговорила госпожа, вновь пригибая Танфию к наглазнику. – Посмотри на восточный окоем.
– Там все темно. – Чернильная линия холмов, и серебряная пыль в небе.
– Но за ним лежат Саванные горы. Ты слыхала о них?
– Конечно. – Танфия знала, что на пути в Париону им придется преодолеть этот хребет.
– Прекрасны они, но суровы, дики, безжалостны. Если хотите вы перейти их до зимы, вам следует поторопиться. А сейчас… – И прежде, чем Танфия успела высказаться, Амитрия повернула трубу телескопа вниз.
– Ардакрия, – произнесла она. – Расскажи мне, что ты видишь.
– Лес, – пробормотала Танфия, поводя трубой, изучая безграничную колышущуюся чащу. Лунный свет дарил голым ветвям причудливую, суровую красоту. Но за ними стлалось пятно тьмы.
Девушка едва не проскочила его, и ей пришлось развернуть телескоп обратно. В сердце леса лежала многорукая черная клякса, где деревья засыхали, а подлесок исчезал вовсе. Темным пятно казалось потому, что сквозь мертвые ветви виднелась голая земля. И его отростки вгрызались в лес.
Неизвестно почему, но клякса вызывала в Танфии омерзение. Что-то в ней напомнило девушке о тварях, затягивавших неосторожных под землю.
– Что это? – воскликнула она, шарахнувшись от телескопа.
Амитрия заглянула в наглазник, снова выпрямилась.
– То, о чем мы не упоминаем.
– Где… – Танфия едва сумела выдавить это слово. – Где бхадрадомен?
Амитрия тихо и страшно хихикнула.
– Вот-вот, милочка. Где нет бхадрадомен.
– Значит, Линдену не померещилось.
– Если бы, милочка. Если бы.
Танфия оперлась о телескоп, задыхаясь от смятения чувств, среди которых преобладал – страх.
– Я не понимаю. Я думала, их изгнали их Авентурии. Что они тут делают?
– Никому в этом доме не говори, о чем ты сейчас услышишь. Я расскажу тебе правду.
Танфия подошла к стеклянной стене и, пока Амитрия рассказывала, не сводила глаз с пятна – которого не заметила бы без телескопа, и от которого не могла теперь отвести взгляда.
– Они были здесь, сколько я себя помню. Да, перед случайным путником они притворяются лейхолмцами, простыми дровосеками. Но иные, как ваш Линден, видят их истинный облик. Это чудо, что он ушел живым.
– Мой пес тоже знал, – прошептала Танфия.
– Правду говоря, все мы знаем. Тем и ужасна Ардакрия. Но многим и нас не дозволено признавать это. Или попросту страшно.
– Но как они остались?
– Не могу сказать с уверенностью, но, мнится мне, после битвы на Серебряных равнинах в мирный договор вошли тайные пункты. Бхадрадомен оставили не только их пустынную родину за Вексатским проливом. Им дозволили проживать на определенных участках в пределах самой Авентурии. Покуда они не нарушали договора и не преступали границ, им разрешалось остаться.
– Просто не верится, – выдавила Танфия.
– А что ты о них знаешь?
– Почти ничего, – призналась девушка. – Лишь то, что они были ужасным и безжалостным врагом. Посмотрите, что они сделали с Линденом!
– Ты знаешь сказание о Творении?
– Да, – ответила Танфия. – Бабушка Хельвин меня научила. Она наша жрица.
– Сказание это так давно сложено, что никто и не упомнит, кем. Но есть в нем ближе к концу строки, которых ты, верно, не слыхивала. – И Амитрия запела. Ночная тьма сгущалась за ее хрупкими плечами, и ритм ее голоса наполнял Танфию священным трепетом.

– До начала времен
Была лишь Нут.
И вселенской тьмой была Нут,
И вселенским молчаньем.
Одинока была Нут
В бездне неизмеримой
Перед началом времен.
Глянула Нут в бездну –Зеркалом стала ей бездна.
Отраженьем своим покорена,
Отделила богиня его от сути своей,
И дала ему имя – Анут.
И любовь их сотворила время,
И пламень страсти их зажег
Жаркое солнце и ясные звезды небес.
От тела своего взяла Нут
Холодные светлые луны, от тела своего
Породила она землю,
И моря ее синие, и леса ее зеленые.
От тела Нут пошли дети ее:
Наилучшие из них – кристаллы земли,
Пламенные огнем, не сгорающие от века.
После тех родила она элир,
В гордыне забывших великую Матерь.
И последними миру она подарила людей,
Чтоб наполнить землю слабостью их,
Единственных из детей ее, возлюбивших Мать.
Тем кончились труды Нут.
Все сущее исходит от Нут и Анута,
Даже пожиратели, оборотни
Не от чрева ее, и не от любви,
Но от отбросов труда ее.
Ибо землю творя, отвергла богиня ком глины,
И тот стал яйцом,
И породил пожирателей,
И уползли они в болота свои,
Ибо прикосновение Матери дарует жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175