35 утра. Часы стереопроигрывателя рядом с видеодвойкой утверждали: 1.19 дня. Часы в виде Элвиса кривовато улыбались со стены, но ничего не говорили: кто-то оторвал у них руки. Мне показалось, будто безрукий Элвис все еще тикает, но может быть, это кровь пульсировала в голове. Из носа в горло порой затекала струйка крови, желудок многократно перекрутился и стал похож на собаку, сделанную из воздушного шарика.
– Аки и Маки нашли тебя одного, без сознания, – сообщил Суда. – Им пришлось бросить в окно кирпич. Боюсь, кирпич попал тебе в лицо.
– Кирпичу сильно досталось?
– Шути сколько влезет. Они тебе жизнь спасли, черт возьми!
Что-то забрезжило. Госпожа Сэцуко Насимура и лав-отель «Челси». Ребята нашли только меня – ну и ладно. Как бы я объяснил ее присутствие? Мне и самому далеко не все было ясно. Убедившись, что я жив и могу думать, я снова задумался над загадкой этой особы. Так близко к смерти я не бывал с прошлого апреля, когда глава китайской секты Сяпин Лу попытался уморить меня ядовитым порошком из навозного жука.
Дверной звонок вместо обычной трели испускал МИДИ-версию первых трех тактов «Счастливого уикэнда любви», жизнерадостного хита «Святой стрелы». Суда сделал полшага, отпер замок и раздвинул двери.
Аки и Маки бок о бок протиснулись в комнату. За ним вошел невысокий жилистый лысый человечек, разукрашенный, словно выставочный зал в Атлантик-сити. Двуцветные ботинки, свободный лиловый пиджак, брюки из кожи питона, отливающей металлом. Под пиджаком – шелковая рубашка цвета игрушечной канарейки, ворот распахнут, выставляя напоказ путаницу ломбардных золотых цепочек на впалой груди. В ушах больше колец, чем на пне красного дерева, и пальцы тоже не в обиде.
– Это доктор Николасовшиц, – представил его Суда. – Из Армении. Мы его зовем «доктор Ник».
– Как дела, док? – фамильярно окликнул я, не успев хорошенько подумать. Но доктор, если и был задет, ничем этого не показал. Таким хоть саблю в живот втыкай, они эмоций не обнаружат.
– Вот он, пэбокэ. – Суда указал на мое распростертое на кушетке тело. Пэбокэ – жаргонное обозначение героинщика. Буквально: «Человек, запутавшийся в героине». Что да, то да – я запутался, но героин тут ни при чем.
Доктор Ник изучал меня, стоя на пороге, поворачивая сверкающую лысую черепушку на пару градусов вверх и вниз. Утомившись созерцанием, он шагнул ко мне, вытянув руки перед собой и показывая мне раскрытые ладони, словно приближался к раненому животному.
– Я все положенные уколы получил, – заверил я его. – И еще один сверх того.
Все также не сводя с меня глаз, он медленно продвигался вперед, приподымаясь на носках. Цепи на шее вызванивали блюз дешевого золота. Восемь футов и примерно сто лет спустя доктор опустился на стопку порножурналов в ногах кушетки.
– Протяните мне правое запястье, – распорядился он. Доктор Ник говорил тонким мелодичным шепотом, полунебесным, полуземным, точно юный далай-лама в телефильмах.
Я повиновался. Он осторожно сжал мою руку двумя пальцами, прикрыл глаза, откинулся назад и задумчиво потянул в себя воздух. Я пока присматривался к его ногтям: хорошей округлой формы, чистые, без заусенцев. Идеальные ногти по любым меркам.
Открыв глаза, доктор бережно выпустил мое запястье.
– Посмотрите мне в глаза.
Вместо этого я тревожно покосился на Суду.
– Делай, что он говорит, чел! – потребовал Суда.
– Посмотрите мне в глаза! – прошептал доктор Ник.
Я со стоном поднял взгляд. Он медленно поднес руку к моему рту, очень ласково обхватил пальцами мой подбородок, не давая ему опуститься. Приблизил свое лицо вплотную к моему и выдал нежную трель:
– Дохните на меня!
– А вдруг вы от этого скопытитесь?
– Дохните на меня! Подуйте на лицо мне!
Он придвинулся еще ближе, снова зажмурил глаза, ноздри его раздувались в предчувствии, будто он ждал первого поцелуя. Я дохнул на него; доктор задергал носом, уголки рта заходили ходуном. От моего дыхания брови его подпрыгнули, но скоро успокоились и оставались где положено, пока весь воздух не вышел из меня.
– Спасибо, – поблагодарил врач, открывая глаза, в которых стыла все та же апатия.
– Только не просите повернуть голову и кашлянуть.
– Где вы взяли эти наркотики? – спросил он. Для армянина доктор неплохо говорил по-японски, но слишком вежливо, на мой вкус. Во всяком случае, я не хотел объяснять, что инъекцию мне против моей воли сделала полузнакомая женщина, якобы проводя сеанс связи с духами. Я и без того дураком выглядел.
– В одном хэро куцу в Икэбукуро, – соврал я.
– «Героиновое логово»? – он прислушался к звукам собственного голоса. – Странно. Не думал, что это сленговое выражение еще в ходу.
– У этих парней – да, – сказал я. – У них все в ходу.
Тра-та-та. Доктор снова ухватил меня за подбородок и принялся ощупывать лицо. Пальцы гладкие, словно в латексных перчатках. Наверное, и отпечатков не оставляют.
– Расскажите подробнее про ваших товарищей, – проворковал он. – Они любят грубые игры?
– То есть? – переспросил я, пытаясь вырваться, но доктор крепко держал мое лицо. Не больно, а деваться некуда.
– Под правым глазом у вас синяк. Нос распух и изменил цвет.
– Он застрахован, – сострил я.
Доктор покачал головой, немного ее запрокинул, но глаз не отводил. Он все еще пытался что-то нащупать. Вторая его рука приблизилась к моему носу. Два пальца проникли в левую ноздрю и одним ловким движением извлекли несколько волосков.
Адская боль, слезы хлынули из глаз.
Зажав волоски между своими идеальными ногтями, доктор принялся так и сяк их вертеть, поднося ближе к свету. Определившись, бросил волоски на пол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87