" (Том I, стр. 294).
Живя на юге Пушкин встречался со многими масонами и видными участниками
масоно-дворянского заговора декабристов: Раевским, Пестелем, С. Волконским и
другими, с англичанином-атеистом Гетчинсоном. Живя на юге он переписывается с
масонами Рылеевым и Бестужевым. Направленный на юг исправляться от привитого ему
в лицее политического вольномыслия Пушкин, наоборот, благодаря стараниям масонов
и декабристов, оказывается захваченным политическим и религиозным вольнодумством
даже еще больше чем в Петербурге. Только в эту короткую пору его жизни
мировоззрение Пушкина и носит определенные черты политического радикализма. Но
эта пора продолжается недолго. Масоны и декабристы скоро убеждаются в
неглубокости пушкинского радикализма и атеизма и понимают, что он никогда не
станет их верным и убежденным сторонником.
Пушкин, несмотря на свою молодость раньше масонов и декабристов понял,
что с этими людьми у него нет и не может быть ничего общего. Именно в этот
период, вскоре после вступления в масонское братство он по собственным его
признаниям начинает изучать Библию, Коран, а рассуждения англичанина-атеиста
называет в одном из писем "пошлой болтовней". Разочаровывается Пушкин и в
радикальных политических идеях. Встретившись с самым выдающимся членом Союза
Благоденствия Иллюминатом Пестелем, о выдающемся уме которого Пушкину прожужжали
все уши декабристы, Пушкин увидел в нем только жестокого, слепого фанатика. По
свидетельству Липранди: "Когда Пушкин в первый раз увидел Пестеля, то,
рассказывая о нем, говорил, что он ему не нравится, и, несмотря на его ум,
который он искал высказывать философскими тенденциями, никогда бы с ним не смог
сблизиться. Пушкин отнесся отрицательно к Пестелю, находя, что властность
Пестеля граничит с жестокостью". Не сошелся близко Пушкин и с виднейшим деятелем
масонского заговора на севере — поэтом Рылеевым. Политические стихи Рылеева
"Думы" Пушкин называл дрянью и шутливо говорил, что их название происходит от
немецкого слова думм (дурак). Подшучивал Пушкин и над политическим радикализмом
Рылеева, о чем свидетельствует Плетнев.
Ведя на юге внешне несерьезный образ жизни, в действительности, Пушкин
много и упорно читал и так же много и серьезно мыслил, мужая духовно с каждым
днем. Тыркова-Вильямс верно отмечает особенность характера Пушкина: "В Пушкине
была гибкость и сила стали. Согнется под влиянием внешнего удара, или
собственных "мятежных" заблуждений. И опять стряхнет с себя груз. Изольется в
стихах и выпрямится". В Кишиневе Пушкин написал следующее многозначительное
признание:
Вздохнув оставил я другие заблужденья.
Врагов моих предал проклятию забвенья
И сети разорвал, где бился я в плену,
Для сердца новую вкушая тишину.
В уединении мой своенравный гений
Познал и тихий труд, и жажду размышлений.
Владею днем моим; с порядком дружен ум;
Учусь удерживать вниманья долгих дум;
Ищу вознаградить в объятиях свободы
Мятежной младостью утраченные годы,
И в просвещении стать с веком наравне.
Чрезвычайно характерно и другое поэтическое признание написанное в том же
1821 году:
Всегда так будет и бывало,
Такой издревле белый свет:
Ученых много, умных мало,
Знакомых тьма, а друга нет.
Ни среди масонов, ни среди живших на юге декабристов, Пушкин не нашел ни
единомышленников ни друга. Как и все гении он остается одиноким и идет своим
особенным, неповторимым путем. Уже в следующем 1822 году, в Кишиневе, Пушкин
пишет свои замечательные "Исторические заметки" в которых он развивает взгляды
являющиеся опровержением политических взглядов декабристов. В то время, как одни
декабристы считают необходимым заменить самодержавие конституционной монархией,
а более левые вообще уничтожить монархию и установить в России республику,
Пушкин утверждает в этих заметках, что Россия чрезвычайно выиграла, что все
попытки аристократии в 18 веке ограничить самодержавие потерпели крах.

IV

Вспоминая в 1835 году свою жизнь в Михайловском Пушкин писал:
Но здесь меня таинственным щитом
Святое провидение осенило,
Поэзия, как ангел утешитель,
Спасла меня и я воскрес душой...
На полях не включенного в первый том стихотворения "Платонизм" Пушкин
написал: "Не надо, ибо я хочу быть моральным человеком". "Богатый Михайловский
период был периодом окончательного обрусения Пушкина. Его освобождение от
иностранщины началось еще в Лицее, отчасти сказалось в Руслане, потом стало
выявляться все сильнее и сильнее, преодолевая экзотику южных впечатлений. От
первых, писанных в полу-русской Одессе, строф Онегина уже веет русской деревней.
В древнем Псковском крае, где поэт пополнял книжные знания непосредственным
наблюдением над народной жизнью, углублялся его интерес к русской старине, к
русской действительности. Теперь Пушкин слышал вокруг себя чистую русскую речь,
жил среди людей, которые были одеты по-русски, пели старинные русские песни,
соблюдали старинные обряды, .молились по православному, блюли духовный склад
доставшийся от предков. Точно кто-то повернул колесо истории на два века назад и
Пушкин, вместо барских гостиных, где подражали Европе в манерах и мыслях,
очутился в допетровской, Московской Руси. К ней душой и телом принадлежал
спрятавшийся от него в рожь мужик, крепостные девушки, с которыми Пушкин, в
праздники плясал и пел, слепые и певцы на ярмарке, игумен Иона приставленный
обучать поэта уму-разуму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45