Иванов, не помня себя, попятился к выходу и, выскочив за дверь, опрометью бросился к машине. Он влился в будку, испуганно оглядываясь.Генерал выглянул наружу. Свет в поселке горел.— Что такое? — встревоженно спросил он. — Засада?— Нет, там мужики... С гаечными ключами. Они хотели меня побить.— У тебя же пистолет!..Иванов рассеянно посмотрел на зажатый в правой руке пистолет.— Я забыл...Ни хрена он не забыл! Не хочет он никого укладывать и ничего обесточивать. Даже такой ерундой пачкаться не хочет! Ну ничего...— Сережа! — крикнул генерал. Лжеиванов вскочил на ноги.— Давай, разберись там.Сережа с лицом Иванова козырнул, выскочил из машины и через секунду ворвался в помещение подстанции. В отличие от Иванова он по сторонам не осматривался, а сразу прошел к электрикам.— Ты чего, мужик, опять? Ты че, не понял?! — возмутились те, вставая из-за стола. Но Лжеиванов их грозного вида не испугался.Он подошел вплотную, дождался, когда те замахнутся, и тремя-четырьмя боевыми приемами выбил из рук противника инструмент, уложив на пол, заломив руки и для острастки сломав пару ребер.— Где главный кабель? — спросил он.— Там, — показали враз присмиревшие электрики.Лжеиванов выдернул из-за пояса пистолет и, прицелившись, короткой очередью перерубил кабель. Свет погас. В том числе в поселке погас. И во всех близлежащих поселках.— Если кто поднимется раньше чем через час, может считать себя покойником. Понятно?— Ага!Понятливые электрики решили лежать больше чем час. Решили лежать до утра. До приезда сменщиков.Через пять минут аварийка въехала в поселок. На вполне легальном основании въехала — для устранения аварии.— Готов?— Готов.Лжеиванов вылез через люк на крышу будки, туда, где была расположена выдвижная площадка.— Вира!Площадка, отделившись от крыши, поползла вверх. Подъемное устройство необходимо было для того, чтобы электрики могли дотянуться до проводов или сменить лампу в уличном фонаре. Но в данном случае оно использовалось для другого.— Стоп!Теперь поехали.Аварийка с выдвинутой площадкой поехала по темным улицам поселка. Возле одного из домов она притормозила и, наверное, объезжая выбоину на дороге, притерлась к забору. С поднятой на полтора метра площадки вниз метнулась неясная тень. Забор был очень высокий, но будка на машине тоже не маленькая, да еще дополнительные полтора метра подъемника, так что площадка оказалась как раз на уровне Забора. И даже чуть выше забора.Фонари в этот момент не горели — резервный движок запустить пока еще не успели, хотя должны были с минуты на минуту.Лжеиванов пролетел над забором, не задев тревожную сигнализацию, и приземлился во дворе. Он упал профессионально — упал на ноги, свалившись на бок и откатившись на несколько метров в сторону. Но его никто не заметил...— Ну все, время пошло, — сказал сам себе генерал Трофимов, наблюдая за бегом секундной стрелки часов.Десять секунд.Двадцать.Минута...Все было спокойно — ни сирен, ни выстрелов, ни криков не слышно. Десантирование прошло удачно. Как и должно было пройти. Потому что проникновение на охраняемую территорию прыжком через забор с выдвижной площадки проходящей мимо аварийной машины никто предусмотреть не мог.Через три с половиной — четыре минуты двойник Иванова проникнет в дом, отключит внутреннюю сигнализацию, нейтрализует охрану, поднимется на второй этаж, где найдет и ликвидирует объект. Еще через четверть часа, если все пройдет гладко, он окажется возле задних ворот, в двухстах метрах от которых его будет поджидать машина с вставленным в замок зажигания ключом. Еще спустя час он будет очень далеко отсюда, будет в надежном месте.Если, конечно, все пройдет гладко... Глава пятьдесят третья Большой Начальник строил планы на будущее. Потому что родился и вырос в стране пятилеток и семилеток и избегал стихии. Вся его жизнь была подчинена движению вперед. Вернее, вверх. Как в песне опального и потому вдвойне популярного тогда Высоцкого — “вперед и вверх, а там...”. В детском саду он старательней всех рисовал каляки-маляки, клеил картонные коробки и декламировал стихи на утренниках. В школе состоял во всех возможных кружках и спортивных секциях. В пионерской организации вел большую общественно-политическую работу, выбиваясь в начальники. В школе был секретарем комитета комсомола, в институте заседал в бюро, после института попал в райком, где довольно быстро выбился во вторые, а потом и в первые секретари. В те времена в стране карьера комсомольских вожаков была самой перспективной, потому что ковала кадры для старшего брата — для Коммунистической партии, а партия, как известно, была всеобщим рулевым. Идя по комсомольской линии, он надеялся прорваться к штурвалу власти.Но грянула перестройка.Он, в отличие от других, сориентировался довольно быстро и “вышел на баррикады”. Ну то есть сжег партийный билет и несколько ночей потерся возле “Белого дома”, хлебая дармовой кофе, распевая песни битлов и братаясь с другими такими же вдруг прозревшими партийными функционерами. Он даже умудрился на митинге протиснуться к главному борцу за свободу, в прошлом секретарю горкомов и обкомов и члену Политбюро и пожать ему руку, попав в объективы камер иностранных журналистов. За смешную цену — за водку, икру и матрешек он выпросил у фотокорреспондентов фотографии, посредством которых впоследствии доказывал свою преданность новому режиму.Если бы правившие тогда партийные бонзы были более решительными, они бы разогнали митинговавшую толпу двумя холостыми залпами из орудий. Но они искали “мирные пути решения вопроса”
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102