Максимальная разрешенная скорость – тридцать миль в час.
– А что мне делать с выхлопом? Охранник улыбнулся:
– Собирай в полиэтиленовый мешок.
Когда Джек въехал в ворота, ему сразу вспомнился разговор с Алексом Блейром. Он же сказал, что не женат и ничем не связан, так что готов поехать за границу.
Едва он оказался на территории Виндомии, у него возникло ощущение, что он попал в чужую страну. Совсем чужую.
«Наверное, таким Бог создал бы мир, если б у Него были деньги», – подумал Джек.
Со стороны особняка ехала машина, каких в натуре видеть Джеку не доводилось: «Инфинити» с удлиненным корпусом.
На заднем сиденье сидела женщина средних лет в красивой шляпке. Она держала у носа платок. Плакала?
Лимузин проскользнул мимо со скоростью тридцать миль в час.
«Ух, – сказал себе Джек. – Здесь, пожалуй, не стоит принимать яблок от женщин, а не то меня сразу отправят далеко на восток…»

* * *

Наплававшись, девушка в черном бикини приблизилась к бортику, на котором стоял Джек. Высунулась из воды, руки положила на бортик, подбородок – на руки.
Джек собирал грязь со дна бассейна через длинную металлическую трубу, шлангом соединенную с компрессором.
Ему уже надоело хлопанье огромных флагов, развевающихся над особняком.
Кроме них двоих, у бассейна никого не было.
– Привет.
– Доброе утро, мисс.
– Позволь-ка взглянуть сзади на твою ногу.
– Это входит в мои обязанности?
– Повернись.
Джек повернулся.
Он знал, что она хочет посмотреть на маленький синий глаз, вытатуированный на его левой ноге.
– То-то мне показалось, что я тебя уже видела.
– Такое со мной случается. Даже слишком часто.
Она еще долго смотрела на Джека, потом вылезла из бассейна.
– Флетч.
– Джек Фаони, мисс. Рад, что запомнили меня, мисс.
– А можно было забыть? – низкий, приятный голос.
– Я не забыл.
– В ту ночь мы отлично повеселились.
– Да, мисс.
– Все было так хорошо. А гитару ты привез?
– Да, мисс.
– Ты здесь работаешь?
– Да, мисс.
– Когда ты приехал?
– Вчера вечером, мисс.
Стоя в метре от него, она посмотрела на особняк.
– Я думала, ты назовешься моим кузеном.
Джек понизил голос:
– Ничего бы не вышло. Для этого мне пришлось бы заранее встречаться с тобой, узнавать массу подробностей о твоей семье…
– И ты решил, что лучше наняться на работу, чем быть гостем?
– Так у меня больше свободы. Не нужно двадцать четыре часа в сутки источать вежливость. Я, случается, пукаю.
– Вот это ты загнул.
Шана Штауфель уселась в шезлонг в двух метрах от Джека. Он продолжал работать, стоя спиной к ней. И они продолжали разговаривать, полушепотом.
– Хорошо, что ты смог приехать.
– Я только не понимаю, зачем?
– Как я и говорила, тут творится что-то странное. У людей, которые здесь живут, есть все: приятная внешность, ум, здоровье, престиж, любой их каприз тут же выполняется, и при этом напряжение столь велико, что его можно пилить пилой.
– Не зря утверждают, что на богатых не угодишь.
– Я хочу сказать, Джек, что жестокость, ненависть, неудовлетворенность направлены на одного человека.
– Кого же?
– Честера Редлифа:
– Капитана корабля.
– Я боюсь, что напряженность перерастает в насилие. Скрытое насилие.
– Давно ты здесь?
– Десять дней. Сначала я подумала, что все обожают старика, добродушно над ним подшучивают. Потому что шептаться они начинали, как только он уже не мог их услышать Но потом я поняла, что никаким добродушием и не пахнет. Если и шутили, то зло. Для них Честер говорит не то, делает не так. Если он скажет, что сегодня вторник, все хмыкают и пожимают плечами и твердят, что сегодня – понедельник или среда, хотя на самом деле – вторник. Надеюсь, ты меня понимаешь. Это несправедливо.
– Кто эти «все»?
– Его жена. Его дети. Он много работает, не выезжая из поместья, но у него есть аэропорт, здесь же живут его ближайшие помощники. Взять, к примеру, его заместителя Эрика Бьювилля. Ситуация аналогичная. В лицо одни улыбки, за глаза – та же ненависть.
– Доктор Редлиф – гений. Напрасно ты думаешь, что окружающие могут понять гения. Разумеется, без трений не обойтись.
– Говорю тебе, добром это не кончится. Ты же знаешь, когда варишь яйца или спагетти, а в кастрюле слишком много воды или горелка чересчур раскалена, кипящая вода перехлестывает через край.
– Да, я как-то сжег спагетти.
– Если не уменьшить расход газа, вода выплеснется, испачкает плиту, зальет горелку. Здесь то же самое. Вода уже начинает перехлестывать через край.
– Что ты подразумеваешь под «скрытым насилием»? Что-то определенное?
– Да.
Он услышал, как она тяжело вздохнула.
– Так что же?
– Каждое утро, на рассвете, Честер мчится по холмам на своем огромном жеребце. Скорее всего таким способом он снимает накопившееся напряжение. Утром того дня, когда я позвонила тебе, когда он выезжал из конюшни, жеребец упал замертво. Говорят, он умер от сердечного приступа.
– Лошади умирают от сердечных приступов.
– Трехлетний жеребец? Я думаю, его отравили.
– Доказательства?
– Честер отказался сдать кровь жеребца на анализ. Думаю, он не хочет знать, что жеребца отравили. Лучи летнего солнца жгли Джеку плечи.
– Немного.
– У Честера есть маленький коттедж в лесу. Он называет его «Домик для раздумий». Каждый день ровно в четыре он уединяется там на полчаса. Размышляет, слушая Гайдна. Вчера в самом начале пятого коттедж взорвали. Его разнесло по бревнышкам. Нам сказали, что взорвался обогреватель.
– Обогреватель? – Весь в поту, Джек искоса глянул на солнце. – Кому нужен обогреватель в такую жару?
– И я о том же.
– С этим кто-нибудь разбирается?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50