Там толпились мужчины в белых смокингах и женщины в нарядных летних платьях.
Расположившись у края террасы, напротив бара, струнный квартет играл Гайдна.
Доктор Честер Редлиф, в очках в роговой оправе, стекла которых поблескивали в электрическом свете, приглашал гостей на обед.
Флетч заметил фонари, встроенные в стены дома, выходящие на террасу, и в окружающий ее парапет. На террасе хватало света не только в дни торжественных приемов.
Несколько секунд Флетч не отрывал глаз от богатого, умного мужчины, гостеприимного хозяина, с улыбкой приглашавшего своих многочисленных гостей к столу.
Богатого, умного, приятного в общении человека, которого пытались убить.
Сунув сотовый телефон в карман смокинга, Флетч присоединился к гостям.

Глава 20

– Закройте дверь.
Доктор Честер Редлиф стоял между огромным столом красного дерева и книжными, до потолка, стеллажами в своем кабинете в особняке Виндомии. Перед ним на специальной подставке красовался большой глобус.
Часы показывали десять вечера.
Флетч закрыл дверь.
– Не желаете коньяку? – спросил Редлиф.
– Вы пьете коньяк? – спросил Флетч, направляясь к хозяину кабинета.
– Бывает.
– С удовольствием.
Бутылка и две стопки стояли на полочке у окна, разделяющего стол и стеллажи. Редлиф разлил коньяк. На столе лежала книга Флетча «Пинто». Флетч взял стопку.
– Благодарю.
– Мистер Флетчер. – Редлиф понюхал коньяк. – Я хочу поблагодарить вас и вашего сына за проявленную ко мне заботу… за то, что нашли время приехать, чтобы помочь разрешить, как вам представляется, возникшие у меня затруднения.
– Моего сына?
– Да. Юношу, что приставлен к бассейну. Джека Фаони. Молодого человека, который перед обедом обносил гостей закусками.
– Вам известно, что он мой сын?
– Вы вдвоем кружили по террасе, перешептывались, всем своим видом показывая, что знать друг друга не знаете. Такое захватывающее зрелище даже в театре увидишь нечасто.
Джек говорил Флетчу, что рядом с Редлифом чувствуешь себя, как в компании атомного авианосца: жалкой букашкой.
– Вы не можете знать, что Джек Фаони – мой сын. Даже вашей любовнице, Шане Штауфель, это неизвестно.
Редлиф улыбнулся:
– Проживающие в Виндомии уверены, что все телефоны прослушиваются, за исключением того, что у супермаркета.
– А прослушивается только он, – кивнул Флетч.
– Дешевле и эффективнее прослушивать один телефон, а не несколько десятков. Уж вы-то это понимаете.
– Да, понимаю. – Значит, Редлиф слышал каждое слово Джека, сказанное ему, когда он двигался по дороге в Вайоминг. – Вы пригласили меня, чтобы я вам что-нибудь спел под аккомпанемент Джека?
– Я пригласил вас, чтобы поблагодарить. И заверить, что все в полном порядке.
– Отнюдь.
– Вы уже успели поговорить с сыном, и он выложил вам все, что узнал обо мне и моем окружении.
– Совершенно верно.
– Шана позвонила Джеку без моего ведома или разрешения. Я очень удивился, прочитав распечатку ее разговора с Джеком по телефону у…
– …магазина.
– Эта распечатка подтвердила то, что я уже знал о ней, и открыла кое-что новое. Подтвердила, что она действительно меня любит и боится, как бы со мной чего не случилось. И не догадывался я о том, что ее возбуждает снег.
– Простите?
– Судя по всему, несколько лет назад, в снежную ночь, она набросилась на вашего разгоряченного, вспотевшего сына в Стоу, штат Вермонт, разорвала на нем рубашку и затащила в постель, где они несколько часов предавались любовным утехам.
– Однако.
– Он вам этого не рассказывал?
– Пока еще нет.
– Год назад, в Берлине, в снежную ночь, мы с Шаной на улице играли в снежки, пытались насыпать свежего снега друг другу за шиворот. – Редлиф застенчиво улыбнулся. – Кончилось это тем, что остаток той ночи мы провели в одной кровати. На основе этой, новой для меня информации следующей зимой в Европе я буду проводить деловые совещания исключительно в Сен-Морице.
– Шана действительно вас любит, – вставил Флетч. – Вы говорите об этом?
– Со всей страстью. Это же хорошо, правда?
– Изумительно.
– Итак, она позвонила Джеку. Джек приехал. И позвонил вам. Приехали вы. Между прочим, я читал «Пинто». Мне понравилось.
– Никаких пометок на полях?
– Разумеется, пометки есть. Нет вопросов. Во всяком случае, тех, что запомнились.
– Это хорошо. Я боялся, что этим вечером мне придется держать экзамен.
– Экзамена не будет, – ответил Редлиф. – Я лишь хотел поблагодарить вас и заверить, что никаких проблем нет.
– Проблемы есть.
– Вас действительно интересует Бьерстадт?
– Я бы хотел взглянуть на него.
– Отлично. Я покажу вам его утром, как и планировалось, до вашего отъезда.
– Доктор Редлиф, кто-то, и не один человек, пытаются вас убить.
– И что? – Пальцы Редлифа потирали грудь.
– Разве этого мало?
– Сколько попыток покушения на мою жизнь насчитали вы, Джек и Шана? Четыре?
– Кофеварка, взорванный коттедж, сломанная ось джипа, отравленная лошадь…
– Остановитесь на восемнадцати. Хорошее число. Или на двадцати четырех.
– Неужели их было так много?
– Я ничего не знаю о полученном вами образовании, мистер Флетчер, но, думаю, понятие научного метода вам не чуждо. – Редлиф поднял левую руку. Согнул, разогнул. – Когда вам известно о четырех или пяти попытках покушения на мою жизнь, у вас есть все основания для тревоги. Если же вы знаете о двух дюжинах, причем ни одна не удалась…
– Одна удалась. И я не думаю, что доктор Джим Уилсон думал о главенстве научного метода, умирая от ядовитого газа, который ждал вас в вашей же лаборатории.
– Согласен, меня. Но кого вы подозреваете? Мою жену?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50