Блейн пригубил второй бокал.
— Если я правильно понял, вы потеряли работу?
— Я потерял работу. Я потерял карьеру. Теперь меня не возьмут даже в «Ливенуортский левитатор».
— А разве есть такая газета?
— Тетя вашей жены сказала, что вы начисто лишены чувства юмора.
— Хэппи? Вы общались с Хэппи?
— Конечно. Благодаря ей я вас и нашел.
— Тетя моей жены…
— …Счастливая женщина?
— Да.
— Очень милая дама. По классификации Флетча это означает, что она накормила меня.
— Я удивлен, что вы смогли найти меня здесь. Мне казалось, что таких денег у вас нет.
— Разумеется, нет. А ваш так называемый отпуск оплачивает «Уэгнолл-Фиппс»?
— Да, — признал Блейн.
— Я рад, что Энид Бредли не отправила вас приходить в себя от нервного срыва на остров Макдональда.
— А где он находится?
— Почему бы нам не закончить со светской болтовней, мистер Блейн, и не перейти к делу.
Чарлз Блейн кивнул, словно после длительных переговоров, соглашаясь на не слишком выгодные условия. Откинулся на спинку стула.
— Полагаю, я должен перед вами извиниться.
— Наконец-то мы куда-то приплыли.
— Действительно, я вас использовал. Сознательно. Разумеется, не вас лично. За это я и извиняюсь. Я использовал прессу. Мне казалось, что я вправе это сделать. К сожалению, я упустил из виду, забыл, что пресса состоит из конкретных людей, которым мои действия могут причинить немалый урон.
— Черт побери. Я сейчас заплачу.
— Я извинялся, — пояснил Блейн.
— Будем считать, что вы прощены. Пока. А теперь, пожалуйста, переходите к фактам.
— Фактов-то у меня нет. Я сам хотел выяснить, что к чему. Едва ли можно ставить мне это в вину.
— Разберемся и с этим.
— Итак, я работал… работаю… в «Уэгнолл-Фиппс». Не самая большая компания в мире, но эффективный, слаженно работающий концерн, приносящий немалую прибыль. Томас Бредли, его основатель, занимает пост председателя совета директоров. Благоразумный, спокойный человек, хороший бизнесмен. Все в нем хорошо, кроме длинных похабных анекдотов, которые он так любил рассказывать.
— Вам не нравились его похабные анекдоты?
— Я не понимал, в чем, собственно, соль. Моя жена и я… мы — самая обычная супружеская пара. И в семейной жизни не признаем экстравагантности, — Блейн чихнул.
— Понятно.
— Он женат на Энид больше двадцати лет. У них двое детей.
— Это я знаю.
— Любил ездить верхом. Для удовольствия или… может на лошади ездят для чего-то еще?
— Говорят, верховая езда полезна для пищеварения.
— Потом пошли разговоры, что он болен.
— Кто вам это сказал? Когда?
— Алекс Коркоран, занимающий, если вы этого еще не знаете, пост президента «Уэгнолл-Фиппс».
— Я знаю.
— Разумеется, рядом с Алексом все кажутся больными. Он — крупный, пышущий здоровьем мужчина, чуть ли не каждый день играющий в гольф. И это хорошо. На поле для гольфа он зарабатывает для «Уэгнолл-Фиппс» больше денег, чем все другие коммивояжеры вместе взятые.
— Когда Алекс упомянул, что, по его мнению, Бредли болен?
— Примерно два года тому назад. Точно сказать не могу. Возможно, я сам это заметил.
— Что вы заметили?
— Насчет Тома? Он похудел… стал спокойнее. Сдержанее. Ушел в себя.
— То есть вы поняли, что с ним что-то происходит.
— Да. А потом нам объявили, что он уезжает в Европу на лечение. Длительное лечение. Ничего конкретного сказано не было. Уезжает, и все. Мы, естественно, подумали о самом худшем. Решили, что у Томаса Бредли рак.
— Но никто не пожелал выяснить, чем именно вызван отъезд в Европу?
— Нет, конечно. Одновременно нам сообщили, что исполнение обязанностей председателя совета директоров возлагается на Энид Бредли.
— И как она справлялась с этими обязанностями?
— По-моему, хорошо. Если она не могла сразу ответить на мой вопрос, то брала тайм-аут, и отвечала на него следующим утром, причем ее решение всегда оказывалось оптимальным.
— Как вы объясняли себе подобные ситуации? Полагали, что вечером она обсуждала возникшую проблему с Томасом Бредли?
— Да. Поначалу. Тем более, что по утрам, раз или два в неделю, я получал от Бредли служебные записки, с подробным анализом тех или иных вопросов. Разумеется, от Томаса Бредли. Личные отношения в них не затрагивались. Речь шла только о функционировании «Уэгнолл-Фиппс».
— Что значит, вы их получали? Они приходили по почте? Откуда?
— Нет. Я всегда находил их на своем столе. Мне представлялось, что их приносила Энид Бредли.
— Ладно. Посмотрим, что у нас получается. Этот парень лежит в больнице, возможно, в Европе, поддерживает связь с женой по телефону и держит руку на пульсе своего бизнеса, посылая начальнику финансового отдела подробные служебные записки.
— Все правильно. А потом, в конце ноября, в пятницу, прошел слух, что Томас Бредли умер. Напрямую никто ничего не говорил. Но атмосфера в конторе изменилась. Все как-то погрустнели. Лица стали печальными. Вы меня понимаете?
— Конечно. Но вы не из тех, кому достаточно одних слухов. Вероятно, вы захотели выяснить их первопричину.
— Захотел. Естественно, это сообщение взволновало меня. Около восьми вечера я позвонил Алексу Коркорану. Он был крепко выпивши. По голосу чувствовалось, что он очень расстроен. Он подтвердил мои подозрения.
— То есть прямо сказал, что Томас Бредли умер?
— Да. Голос его дрожал, язык заплетался. Он сказал, что Энид сейчас очень тяжело. И попросил не говорить с ней о смерти мужа. У нее, мол, сильный характер. Ей не нужны ни соболезнования, ни цветы. Она не собирается заказывать церковную службу.
— И это показалось вам странным?
— Да нет. Бредли — люди спокойные, предпочитали уединение веселой компании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52