Сев, Флетч расстегнул пиджак и подтянул брючины, чтобы не помять свой новый костюм.
На кофейном столике лежали перчатки и сумочка Франсины.
— Я рад, что вы согласились встретиться со мной. — Франсина села в кресло так, чтобы свет из окна падал на нее сзади. — Возможно, вам поначалу показалось, что я не в своем уме, но я надеюсь, вы поймете, чем вызвано мое, пусть и несколько странное, поведение.
— Ваше поведение не кажется мне странным, — Франсина улыбнулась. — Просто… когда вы сказали, что вы репортер, бывший репортер, я подумала, что, открыв дверь, увижу перед собой… более зрелого мужчину, старше возрастом… которому пришлось многое повидать.
Улыбнулся и Флетч.
— Все дело в моем румянце во всю щеку. А причина тому — ежедневный завтрак из овсянки с апельсиновым соком.
Франсина Бредли добродушно рассмеялась. Теперь, когда его глаза привыкли к яркому свету, Флетч разглядел фотографии на книжной полке. Роберта Бредли, Томас Бредли-младший, школьные фотографии разных лет, две фотографии Энид Бредли, молодой и постарше, большая семейная фотография. Флетч догадался, что черноволосый мужчина, обнимающий Энид Бредли за талию, ее муж, Томас. Стену перед Флетчем украшала черно-коричневая мозаика. На низком столике у окна лежала другая, незаконченная.
— Мозаику на стене сделал ваш брат? — спросил Флетч.
— Да, — Франсина с грустью посмотрела на мозаику. Затем вздохнула и указала на вторую, незаконченную. — А над этой он работал. Том всегда останавливался у меня, приезжая в Нью-Йорк к здешним врачам. Эту мозаику он начал перед отъездом в Швейцарию. Я не стала убирать ее. Глупо, конечно. Но иногда я прихожу домой вечером и буквально вижу его, в халате и шлепанцах, склонившегося над мозаикой.
— Боюсь, мои вопросы покажутся вам необычными.
— Это ничего, — она глянула на часы. — За мной должны приехать…
— Я помню. Мое появление у вас вызвано тем, что при подготовке статьи об «Уэгнолл-Фиппс» мне показали недавние служебные записки вашего брата, которые я и процитировал. В результате меня, естественно, уволили.
Сначала Франсина смотрела на Флетча так, будто тот неожиданно заговорил на языке, который она не понимает.
— Что значит, «недавние»?
— Датированные если не этим, то прошлым месяцем.
— Том уже с год, как умер.
— Потому-то я здесь.
Франсина посмотрела на свои, лежащие на коленях руки, с красным лаком на ногтях.
— Как странно.
— Согласен с вами.
— Есть ли какое-нибудь объяснение?
— У меня — нет.
— Кто показывал вам эти служебные записки?
— Чарлз Блейн. Вице-президент и начальник финансового отдела «Уэгнолл-Фиппс». Мне представлялось, что такой человек — надежный источник информации.
— А, Блейн. С ним и раньше были проблемы. Энид упоминала об этом. Возможно, специалист он толковый, но… Энид говорит, что он все воспринимает слишком серьезно. Своих подчиненных он просто затретировал, — Франсина покивала. — Да, об этом Блейне я слышала. У него все расставлено по полочкам, а если что-то не ставится, он впадает в истерику.
— Дело не в полочках, мисс Бредли. Речь идет о документах, подписанных инициалами человека, который не мог их подписать, поскольку отошел в мир иной.
Франсина пожала плечами.
— Тогда это чья-то злая шутка. Порезвился кто-нибудь из секретарей. Из тех, что работал с Блейном. Блейн мог достать кого угодно. Вот с ним и поквитались.
— Такое возможно.
— А как на этот вопрос ответила Энид?
— Она полагает, что у Блейна нервный срыв. И отправила его в отпуск в Мексику.
— Так, наверное, и есть.
— Я слетал в Мексику. С нервами у него все в порядке. А вот жара и духота допекают.
— Ваша квалификация позволяет вам судить о психическом состоянии человека, мистер Флетчер? У вас диплом психиатра?
— Я оставил его в другом костюме.
— Не подумайте, что я вхожу в роль прокурора, но… Многие люди скрывают свое истинное лицо под маской. И под ней происходит совсем не то, что мы видим.
— Чарлз Блейн заверил меня, что он не подделывал инициалы на служебных записках.
Вновь Франсина Бредли пожала плечами.
— Тогда кто-то сыграл с ним злую шутку, — она улыбнулась. — В конторах такое далеко не редкость.
— Мисс Бредли, когда умер ваш брат?
— Я же сказала… год тому назад.
— Энид говорит то же самое. А Коркоран и Блейн полагают, что он умер в прошлом ноябре, то есть на шесть месяцев позже.
— Ах, вы об этом. Я понимаю, тут действительно имеет место некоторая путаница. Том умер год тому назад. Неожиданно для нас. Уезжая, он оставил за себя Энид. Не могу сказать, что ей удалось справиться с этой работой. Скорее наоборот, ее терпели только потому, что надеялись на скорое возвращение Тома. По существу ее поддерживал лишь его авторитет. Собственно, она сама это прекрасно понимала. И мы решили никому не сообщать о смерти Тома, пока она не освоится в роли руководителя компании. Логичное решение, не так ли?
— Да. Полагаю, что да.
— Была и другая причина. Касающаяся не бизнеса, а эмоций. Энид очень любила моего брата. Насколько мне известно, к нему очень хорошо относились и сотрудники «Уэгнолл-Фиппс», те же Блейн и Коркоран. Энид хотела скорбеть в одиночку. Она не желала видеть на работе печальные лица, выслушивать соболезнования от подчиненных. Надеюсь это ясно?
Флетч предпочел промолчать.
— Была и масса других соображений. Молодые сотрудники могли уйти из компании, прослышав о смерти Тома, так как еще не верили в Энид… И многое, многое другое.
— Том умер год тому назад. В «Уэгнолл-Фиппс» об этом узнали через шесть месяцев, в одну из ноябрьских пятниц. А Энид улетела в Швейцарию во вторник на следующей неделе?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52