Съедаемые живьем, они возрождались, чтобы снова быть съеденными.
– До конца времен, – тяжело уронил принц.
Увы, до указанного срока оставалось не так много времени.

Я шагаю по подсохшей корочке ожога.
Легкий укол и сукровица проступает
сквозь трещины.
Боли никогда не бывает слишком много,
Но самая страшная –
даруется рукой женщины…
Причем любимой.
Только любимой,
единственной на земле…
Возможны вариации, но без того чувства
Еще можно выжить, выпрямиться в седле,
Выломать тело до тихого костного хруста.
Пустить коня, именуемого Судьбой,
Вскачь по выжженной душе,
чтобы горячий пепел
Взвился вверх, наполнил легкие ворожбой
И скомкал горечью строчек прощальный лепет.
Ты – любишь.
Я – люблю.
Разве это причина
Для того, чтобы вечно быть вместе?
Где был светлый лик, там сейчас личина
И прогорклый вкус ежедневной лести…
Если такое допущено богом на небесах,
Значит, это – крест и расплата за вечность –
близко…
И ты когда-нибудь тоже почувствуешь
тот же страх
За жизнь,
приравненную к выцветшей
долговой расписке… Стихи Андрея Белянина



В эту ночь он не ожидал рассвета на крыше замка. Изменив многовековой традиции, укрылся от неба в зале без окон, в кромешной тьме. Следовало уйти в Ифэренн, или – теперь-то не все ли равно? – принять хотя бы одну из гекатомб, каких множество приносилось в его имя по всему миру. Но принца тошнило от смертей. Крови хотелось живой, пульсирующей в такт с замирающим сердцем жертвы, а он – не убийца. Что бы там ни говорили…
Убить его было не в человеческих силах, а чтобы упокоить – недостаточно дюжины серебряных пуль, даже в том его состоянии их нужно было не меньше полусотни. Однако голова все равно раскалывалась от боли. И когда Гиал, неслышно подойдя сзади, положил ладонь ему на затылок, Эйтлиайн только вздохнул. Животворящее прикосновение Единорога снимало боль и восстанавливало силы не хуже, чем горячая кровь.
– За что она тебя? – спросил Гиал.
– Договаривай, – хмыкнул принц, – за что на этот раз . Не везет мне с женщинами.
– Они обе ошиблись.
– Ты так полагаешь? Два раза могут быть совпадением, но не с одними и теми же словами. А Катерина, прежде чем пробить мне сердце колом, сказала то же самое, что Элис, прежде чем выстрелить. Тенденция, не находишь?
– Над чем ты смеешься, Крылатый?
– Над трагедией, которая, повторяясь, превращается в фарс. Да нет, мне не смешно.
Гиал погладил его по голове, и принц зашипел от злости:
– Не с-смей жалеть меня, ты, рогатый… Это твоя голова у меня на воротах, а не наоборот.
– У меня и замка-то нет, – Гиал обошел его, расположился в кресле напротив, – свет тебе не помешает?
– Помешает.
– Как скажешь, – Единорог засветил неяркую напольную лампу, – что будем делать?
– По-моему, ты меня игнорируешь.
– Это тебе так кажется.
– Пожалуй, мне следует облагородить человеческие представления о вампирах, – Эйтлиайн поднял глаза к матовому огоньку, – превратить их из кровососов и убийц, в бессмертных мудрецов, или, скажем, в пр о клятых страдальцев, вызывающих глубокое сочувствие.
– У девушек?
– Разумеется. Некроромантика! Поменьше внимания убийствам, побольше – бессмертию. Книги, фильмы, сериалы – особенно, детские. Любовь положительной героини к положительному упырю. Ф-фу, какой бред! Немного усилий – и уже для следующего поколения из преступников мы станем романтическими героями…
– Ты такой же вампир, как я лошадь, – не выдержал Единорог.
– Спасибо, конечно, – принц изобразил поклон, – но в тебя никто не стреляет только за то, что у тебя хвост и четыре ноги с копытами. К тому же, ты не ешь овса.
– А много ли ты пьешь крови?
– Я – Улк, – напомнил принц с неискренней гордостью, – я – Олтар Край, я – тезка дьявола. Какого черта, Гиал! Никого не волнует, пью ли я кровь – достаточно того, что я мертвый и у меня клыки. Не могу понять, – он встал из кресла, прошелся по залу, обняв себя за плечи, – зачем она это сделала? Владычица. Чего хотела, создавая поэк? Я не могу вернуться обратно и все изменить – пузырь создан в Срединном мире, а там нет времени, – так что здесь Сияющая не промахнулась и сумела сделать… хм, гадость. Но, поправь меня, если я ошибаюсь, использовать силу имен, да еще таких имен, для подобной пакости бессмысленно. Мелко… – принц пожал плечами. – А при всей моей нелюбви к Владычице, на ерунду она не разменивается.
– Ты чуть не погиб там. Это не ерунда.
– Не могла она знать, что я сунусь в поэк. Зачем? Подумаешь, невидаль: пузырь, пусть и выстроенный так, что разрушить его мне не под силу. Выйти из него на Межу было невозможно. Нет, Гиал, – он развернулся на каблуках и щелкнул пальцами, – Сияющей нужна была Элис. Ее смерть. Как некрасиво… Элис отказалась от своего бога – сиогэйли стала фейри…
– О, – протянул Единорог, приподняв брови, – ты сделал это! Признаюсь, я не верил, что у тебя получится.
– Она совсем еще ребенок и верит мне. Верила… еще немного времени, чуть-чуть убедительности, и Элис согласилась бы принять власть над Сумерками. Может быть, дело в этом? Мы с тобой знаем – или думаем, будто знаем, что Элис – благодать Закона, но Сияющая не верит в сказки о Кристалле. Может быть, Владычице не нужна Жемчужная Госпожа? У Элис нет защиты, никто, даже я, не сумею забрать ее у Баэса, так же, как никто не заберет меня, или саму Владычицу, и если бы Бантару… – принц сжал губы и тряхнул головой.
– Если бы Бантару убил ее, – договорил Гиал то, что не решился произнести Сын Дракона, – мир потерял бы Кристалл, последнюю надежду на спасение. Но любовь подточила твой разум, Крылатый:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142