Не беспокойтесь об этом, я провожу вас к нему. Потом. Чуть позже. Уверяю вас, мисс Ластхоп, он даже не успеет сильно встревожиться.

* * *

Курт так и не добрался до вершины. Тропинка, пропетляв по буеракам, вдоволь поныряв в колдобины, налазившись среди выворотней, в конце концов привела его обратно к подножию холма. К пустырю, за которым, увитая ангельскими слезками, виднелась ограда дома номер шестьдесят пять по улице Преображения Господня.
– Ну?! – сказал Курт, отдирая от штанин приставшие репьи. Откуда в глухом лесу взялся репейник, интересовало его в последнюю очередь.
– Курт!
По краю пустыря, вдоль подножья холма легким галопом шел белый красивый конь. Он без напряжения нес двоих всадников, и один из них – одна (эти пепельные волосы Курт узнал бы и с куда большего расстояния) махала рукой:
– Курт! Ой, слава богу, что вы меня дождались!
Выразившись снова, крепко, но уже вполголоса, он пошел навстречу.
Когда Элис спрыгнула на землю, глаза у нее были такими виноватыми, что все упреки за неожиданное исчезновение умерли, не родившись. Курт лишь покачал головой. Бросил взгляд на ее спутника, судя по всему, того самого служителя муз, о коем шла речь за завтраком.
Тот спешиться не пожелал. Смотрел сверху вниз, с высоты седла. Действительно, как Элис и рассказывала: молодой, смазливый, черноглазый, весь в бирюльках, и коса до пояса. Не мужик, а черт знает что. Ногти накрашены…
– Мое имя Драхен, – обронил всадник. – Можно ли узнать ваше?
– Гюнхельд, – в тон ответил Курт.
– Один из многих. Который же именно?
– Курт Гюнхельд…
Заготовленная резкость примерзла к языку, стоило произнести свое имя. Драхен, не разжимая губ, улыбнулся:
– Прекрасно. В следующий раз, Курт Гюнхельд, будьте внимательнее, отправляясь на прогулку.
Белый конь с места взял галопом, только взлетела из-под копыт выбитая подковами земля.
– Ну и дела, – поймав взгляд Элис, Курт развел руками, – я даже не придумал, что ответить.
– А вам и не надо, – она поковыряла землю носком ботиночка, – вы сейчас должны по правилам винить во всем меня и получать таким образом психологическую разрядку.
– Что?!
– Ну, нет, так нет, – Элис лучезарно улыбнулась, – я ведь не настаиваю. Курт, ради бога, извините, что я так исчезла.
– Да ничего. То есть… чего, конечно, но что теперь-то? Домой пора. Вы хоть разобрались, какое отношение он имеет к развалинам?
– Нет, – она скорчила недоуменную гримаску, – вы знаете, я, кажется, еще больше запуталась. Курт, а вот если бы вам предложили выбор между сказкой и… нет, я даже не знаю, что вместо сказки. Между сказкой и ничем, как будто ничего не было – ни замка, ни загадок, – что бы вы выбрали?
– А почему я должен выбирать из чужих предложений? – удивился он. – Разве нельзя поискать самому?
– Ого, – с уважением заметила Элис, одновременно поддавай ногой по лежащему на дороге камешку, – это называется мужской взгляд на проблему.
Курт пожал плечами:
– Знаете что, – камешек отлетел метра на два, и оба, не сговариваясь, ускорили шаги, – сегодня днем мне будет не до того, – он успел чуть раньше, камешек вновь взлетел в воздух, и Элис досадливо фыркнула, – а вот вечером я зайду к вам, и вы мне все расскажете. В подробностях.
На этот раз она вцепилась в его рукав, сделала подсечку, и вновь сама поддала по камешку. Тот, кувыркаясь, отлетел в кювет.
– А это удобно? – Элис сдула упавшие на лоб волосы. – Что скажет ваша мама?
– Ну, что она скажет? Скажет, все правильно. Мало ли какая помощь может вам понадобиться. Дом-то нежилой.
– Может быть, вы вместе с мамой придете? Я пирог испеку.
– А, ну да, – Курт понял, – “неудобно” – это вы имели в виду, что холостой мужчина к незамужней девушке. Да еще вечером. Ладно, я приду с мамой. Это ваша машина во дворе?
Ворота дома номер шестьдесят пять были раскрыты, на подъездной дорожке Элис увидела свой бежево-серый “Ситроен”.
– DS-19, – с оттенком зависти определил Курт, – разве патриотично ездить на европейских машинах.
– Это подарок, – объяснила Элис, – к тому же, он очень женственный.
Из гаража выглянул и пошел им навстречу пожилой дядечка, лысый, как репка.
– Фройляйн Ластхоп? – он улыбнулся, демонстрируя желтоватые зубы. – И сам господин Гюнхельд! Я Хегель, – он сунул Курту широкую мозолистую ладонь, – хозяйка моя в доме, – это уже снова к Элис. – Вы ступайте, она вам все расскажет, покажет. В гараже я прибрал. Если что нужно будет, или чего, хозяйка вам и телефон даст, и адрес, вы звоните хоть ночью, хоть днем, приходите. А так, дом в порядке. Камин есть. Веранда…
– Я пойду, – Элис подняла взгляд на Курта, – вечером жду вас с матушкой в гости.
– До вечера, – кивнул Курт.
И направился домой, размышляя, что бы могло означать “ сам господин Гюнхельд”.

* * *

Роберт Гюнхельд, офицер моторизованной дивизии СС “Дас Рейх”, был гауптштурмфюрером на тот момент, когда он познакомился с Варечкой Синициной.
Работу Варечки курировал Тимашков из 2-го отдела НКВД. Работу Гюнхельда, безусловно, тоже кто-то курировал. Но все, что Роберт знал об этом, умерло вместе с ним.
К тому дню, как его расстреляли за измену Рейху, Роберт Гюнхельд стал уже штурмбаннфюрером, успел жениться на фольксдойче Синициной, и оставил жене и годовалому сыну завещание, по которому им отходило немалое движимое и недвижимое имущество. Однако понадобилось установить в Германии монархию, навести железный порядок на ее землях, под корень истребить последних нацистских выползней, прежде чем богатства, отнятые Третьим Рейхом вернулись к законным хозяевам. Возможно, если бы Варвара Гюнхельд, вернувшаяся на землю предков вместе с отступающей немецкой армией, так и осталась в Германии, чиновно-бумажная волокита завершилась поскорее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142