И здесь опять не обойтись без Элис.
Элис… м-да. Это ведь еще одна проблема, свойства деликатного, и, как любые деликатные проблемы, очень противная.

– У меня такое чувство, как будто я виделась с Вильгельмом, – сообщила Элис, – с фон Нарбэ, пилотом принца Георга. Я рассказывала о нем.
– А чувства, что ты каждый день разговариваешь по телефону с отцом, у тебя не возникало? – полюбопытствовал Невилл.
Элис прислушалась к себе. Как вспомнить то, чего не было?
– Возникло, – признала она, – вот сейчас. Я как будто бы живу в “Adlon Kempinski”, как ты и сказал.
– Без всяких “будто бы”. Ты там живешь. Ты, при желании, можешь жить еще в нескольких местах. А если попробовать, вполне может статься, что ты вездесуща.
– Что-о?! Как Бог?
– М-м, нет, не совсем, – Невилл подумал. – Он-то вездесущ, а мы… полилокальны. Есть такой богословский термин. Скажем, мне нельзя одновременно находиться здесь и в Лаэре. А Бео, та в Срединный мир вообще попасть не может. А пока Сияющая-в-Небесах имела возможность бывать в Тварном мире, для меня закрыт был путь туда, где она находилась.
– И что нужно от тебя Солнцу?
– Прости?
– Ты сказал, что даешь им всем то, чего им не хватает. Чего не хватает Солнцу?
– Света во тьме, – Невилл усмехнулся, – веры в то, что солнце обязательно взойдет, как бы ни пугала ночь. Я в нее верю. Но, риалта, подобно царственным повелительницам, Бео – не “она”, и не “он”. У дорэхэйт нет пола, они вообще не знают, что это такое, и могут лишь подражать смертным…
– Весьма успешно.
Невилл кашлянул и после паузы осторожно поинтересовался:
– В какое время и куда ты хочешь вернуться, сиогэй?
– В Ауфбе, в мой дом. Дней через пять… Невилл, а ты можешь вернуть меня в ту же минуту, когда мы ушли?
– И даже раньше.
– Как?
– Через Лаэр, по реке времени, в любое “когда”. Но в том времени люди еще помнят о смерти Розенберга.
– А вернуть меня… чтобы ничего не случилось? Чтобы он вообще не умер?
– И что ты сделаешь, Элис? Скажешь, что у него больное сердце и поэтому не стоит травить себя наркотиками? Предупредишь, что нужно быть сдержаннее в любовных связях? Сообщишь, что он умрет в самое ближайшее время, что ты знаешь это, потому что уже пережила его смерть?
– Почему я на тебя не сержусь?
– Потому что я прав. Потому что рвутся связи с прежней жизнью, и он остался там, а ты уходишь тем дальше, чем шире распахивается горизонт. От всего уходишь, риалта: от семьи, от друзей, даже от отца, которого так любишь, от правил и законов, от болезней и страхов, от себя. К себе настоящей. Знаешь, немного людей могут похвастаться тем, что знают каковы они в действительности.
– И любой мог бы, как ты говоришь, уйти?
– Да. Каждый по своей дороге. И я не знаю, стал бы мир от этого хуже или наоборот, но таков замысел моего Создателя. Не все и не всегда выходит у Него так, как хотелось бы. Впрочем, нет, Элис, нет, с тобой все не так, ты – не любая, и уйдешь дальше всех.
– А ты уже спрашиваешь, куда меня вернуть?!
– Потому что ты хочешь вернуться. К своему рыцарю, светлому рыцарю Гюнхельду, – произнес Невилл нараспев, и они оказались в лесу, за Змеиным Холмом, по колено в светло-зеленых папоротниках, в сладких и свежих запахах цветов и деревьев, и бесшумно выплыли из-за деревьев навстречу хозяевам Облако и Камышинка.
– Курт не рыцарь.
– Рыцарь, Элис, рыцарь. И не только твой. Мой – тоже. Наша судьба, – принц подсадил ее на лошадь и, улыбаясь, смотрел снизу. – Он уже многое знает, а узнает еще больше, прежде чем решится на что-нибудь.
– Невилл, – Элис склонилась к нему, – о чем ты говоришь? Ты знаешь, что в Ауфбе верят…
– Знаю. Не он первый, сиогэй.
– И не он последний?
– Думаю, да. Позвони ему, попроси встретить тебя в отеле, не можешь же ты вернуться в Ауфбе пешком. Каюсь, я не подумал об этом, когда пришел за тобой. Горожане считают, что Гюнхельд увез тебя, вот пусть он и привезет.
– А не все ли мне равно, что думают горожане?
– Нет, – Невилл посерьезнел, – пока – нет. Будь осторожнее с ними, Элис.
– Ты же не знаешь, – она спешилась, соскользнула с седла в его объятия и теперь сама смотрела снизу, – я за тобой шпионила. Сначала, когда не знала, как все будет, думала, что ты… не знаю даже, кто. Думала, что тебя не бывает. А Курт мне поверил, мне же никто не верил. И мы договорились, что я буду рассказывать… все. Как бы смотреть со своей стороны. Курт – как обычный человек, а я, как… экстрасенс, что ли? Медиум? И я рассказывала.
– Да, я знаю. Ну и что? Ты не Далила, и не Марья Моревна, чтобы выведывать мои тайны мне на погибель. Ты знаешь теперь мое имя, но разве Гюнхельд узнает его от тебя? И разве узнает он о том, что вечерняя и утренняя зори могут убить меня?
– Но получается, что я тебя обманывала, или что-то вроде того.
– А разве я спрашивал, рассказываешь ли ты кому-то о наших встречах?
– Нет. Подожди, а что там с именем? Ты ведь сказал, чтобы им можно было воспользоваться, нужно самому назвать его. Как получилось с Куртом.
– И не получилось с его матушкой. Но чужим именем можно воспользоваться, если его назовет тебе фейри. Вот что, – Невилл подхватил ее и снова усадил в седло, – потом позвонишь Гюнхельду. Пора рассказать тебе хоть немного о том, на что ты способна, моя фея, рассказать хотя бы о том, почему я называю тебя феей.

Давно и далеко…
…В горном замке, уединенном, считающемся неприступным, недосягаемым даже для пушек, царила атмосфера не то траура, не то военных сборов. Принцесса, узнав о том, что муж велит ей отправляться на родину, разозлилась, потом расплакалась, потом начала отдавать распоряжения прислуге, одновременно горько жалуясь пасынку на жестокого мужа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142