Я не вижу в этом очарования. Я королева – не отец, но мать моему народу и желаю видеть его довольным у своих родных очагов. Я знаю, что это довольство могут принести наши процветающие купцы, хорошие урожаи. Мой народ будет меньше любить меня, если я буду выжимать из них налоги, чтобы оплатить войны, как это делали многие до меня. Но я мать, которая хочет сохранить любовь своих детей.
Елизавета настолько ненавидела саму мысль о войне, что гневалась, если кто-то заговаривал о ней, и часто во время заседаний Совета давала пощечину государственному деятелю или же снимала туфлю и бросала ею в него, потому что считала, что он старается подтолкнуть своих собратьев к политике войны.
Но в то же время королева жаждала добиться величия Англии; и Англия стала осознавать свое морское могущество. Джон Хокинс начал заниматься работорговлей, которая оказалась выгодной для Англии. Он перевозил мужчин и женщин из Западной Африки в Центральную Америку и Вест-Индию для тамошних плантаторов. Его молодой кузен Фрэнсис Дрейк присоединился к нему. Эти два бесстрашных моряка уже вступали в весьма бурные отношения с испанцами в открытом море, на побережье Мексики и Перу. Мартин Пробишер размышлял, почему море и новые земли должны оставаться добычей Испании и Португалии. Разве англичане не столь же отважны, как испанцы? Если английским кораблям не хватает элегантности испанских галеонов, то смелость английских моряков возмещает это с лихвой. Больше того, разве они не служат королеве, желая показать ей свою храбрость?
Она аплодировала им, но молча. Елизавета была госпожой, перед которой они должны были склоняться, слагая к ее ногам сокровища и при этом не забывая, что нельзя наносить вред ее семье. Если эти искатели приключений в открытом море смотрят на испанцев как на своих естественных врагов, если они принимают на себя роли пиратов и грабят добычу, которую испанцы сами награбили, – это хорошо, только ее семья должна оставаться в безопасности. Королева не собиралась вести войну ради своих пиратов. То, чем они занимаются, – их собственное дело. Пусть сами и финансируют свои авантюры; она не будет облагать налогами своих детей, чтобы обеспечить их деньгами. Пусть покажут, что они настоящие мужчины – мужчины, которые верят в свою удачу; за это она будет любить их еще больше.
Так Елизавета тайно поощряла авантюристов. Испания смотрела па это в озадаченном раздражении. Что можно было поделать с подобной женщиной? Она устанавливает собственные правила.
Елизавета всегда умела ладить с народом, но в эти годы привязанность людей к ней очень возросла. Они воспринимали ее такой, как она хотела, – сверхчеловеческим существом. И все же королева постоянно демонстрировала свою человечность, постоянно повторяя, что она создана для народа, а не народ для нее. Придумывала ласковые прозвища тем, кто ей служил. Роберт был ее любимыми Глазами, Кристофер Хаттон – молодой, очаровательный мастер цветистых речей, а также великолепный танцор, – Веками, Сесил – Духом.
Напряженность в отношениях с Испанией возросла, когда из Мадрида выслали ее посла доктора Манна. Елизавета негодовала. Королева не может, сказала она, так легко забыть подобное оскорбление со стороны Испании. И добавила, что Филипп никогда не простит ей того, что она отказалась стать его женой, вот почему и прислал послом одиозного де Спеса вместо его очаровательного предшественника. Де Спес не говорил ей комплименты, не льстил, и она его отчаянно невзлюбила. Елизавета была уверена, что он выставляет ее перед своим господином в ложном свете.
Именно в таком настроении она пребывала, когда четыре испанских корабля, направлявшихся во Фландрию, начали преследовать французские пираты. Испанцы были вынуждены искать убежища в Саутхэмптоне, Фалмуте и Плимуте.
Когда Сесил и Роберт пришли к ней с этой новостью, Елизавета самодовольно улыбнулась.
– А что находится на этих кораблях? – поинтересовалась она.
– Золотые слитки, – ответил Сесил. – Они принадлежат генуэзским купцам, которые предоставили их в заем герцогу Альбе во Фландрии.
– И вашему величеству прекрасно известно, кому эти деньги предназначаются, – вставил Роберт.
– Известно. Он заплатит их своим солдатам, которые дают ему возможность оставаться в этой несчастной стране и мучить ее народ.
– Боюсь, это так, ваше величество, – подтвердил Сесил.
– Мне грустно, когда я думаю об этих несчастных душах, отданных на милость Альбе и его инквизиции, – проговорила королева.
– Многие из бежавших оттуда нашли убежище в нашей стране, – напомнил Роберт. – Они будут благословлять ваше величество до самой своей смерти.
– Бедные люди! Бедные люди! И эти золотые слитки предназначены для того, чтобы заплатить этим негодяям… этим солдатам, которые служат такому тирану? Как вы думаете, мои дорогие Глаза, как вы думаете, сэр Дух, что сделает его самое католическое величество, если эти слитки никогда не дойдут до его тирана-герцога?
– Он скажет о вашем величестве то, что я никогда не осмелюсь произнести, – ответил Роберт.
– Я не спрашивала, что он скажет, Роберт. Я спрашивала, что он сделает.
Сесил произнес:
– У него связаны руки. Он ничего не сделает. Он не может распоряжаться своими силами. У него слишком большие территории, которые нужно охранять. Если слитки не попадут к Альбе, возможно, его солдаты взбунтуются.
Елизавета звонко рассмеялась, ее глаза заискрились.
– Тогда, дорогие милорды, эти слитки не должны попасть к Альбе. Разве французские пираты не пытались напасть на эти корабли в моих портах? Пусть эти золотые слитки привезут в Лондон на хранение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106