Дверь открыл
мой отец и быстро закрыл за мной.
Оставив меня там, где я стоял, он прошел через всю длинную комнату и
тяжело опустился в огромное кресло. На нем был красный пиджак с завязанным
на шее черным платком. Так он одевался почти всегда. Длинные редкие волосы
были зачесаны назад. Он внимательно смотрел на меня.
Помню, что губы мои дрожали от едва сдерживаемого страха.
- Ну, что ж, - сказал он спустя долгое время, - вот и ты. Как мне
называть тебя?
Я назвал свое имя, но он покачал головой.
- Не то. Для меня у тебя должно быть другое, интимное. Если хочешь,
выбери сам.
Я молчал. Мне показалось это невозможным - иметь другое имя, а не те
два, что уже были у меня.
- Хорошо, - нарушил, наконец, отец тишину, - я выберу сам. Ты будешь
Номер Пять. Подойди ко мне, Номер Пять.
Я подошел. Когда я остановился перед ним, он сказал:
- Хорошо. Я знаю, что ты шустрый мальчик. Мистер Миллион присылает
мне ваши контрольные работы и все ленты, на которых записаны ваши споры.
Ты знаешь об этом? Знаешь, что я делаю с ними?
- Думаю, что выбрасываете, - ответил я.
У меня все похолодело внутри, когда отец наклонился ко мне.
- Нет, они все здесь. - Он холодно усмехнулся и нажал какую-то кнопку
на подлокотнике кресла. - Запомни, ты не должен останавливаться.
На протяжении первых двух минут мне было интересно говорить.
В комнате, как по волшебству, появился мальчик немного моложе меня, а
также разукрашенный солдатик из дерева с меня ростом. Когда я хотел
дотронуться до него, моя рука прошла насквозь.
- Говори, - приказал отец. - О чем ты думаешь, Номер Пять?
Видимо, этот мальчик так же, как и я, думал о солдатике. Как туман,
прошел он сквозь мои руки и попытался перевернуть солдатика.
Это были голограммы, трехмерные изображения, созданные интерференцией
двух фронтов световых волн. Когда я рассматривал это в книжке по физике на
плоских иллюстрациях, изображавших шахматные фигуры, они не казались
такими зрелищными.
Прошло, однако, немного времени и шахматные фигурки в моей голове
связались с привидениями, которые ночью бродили по библиотеке моего отца.
Отец тем временем не переставал повторять:
- Говори, рассказывай что-нибудь! О чем, по-твоему, думает этот
мальчик?
- Ему нравится большой солдатик, но он хочет опрокинуть его, потому
что солдатик - только игрушка, хотя и больше его ростом...
Говорил я долго. Прошли часы.
Изображения менялись. Большого солдатика сменили котенок, кролик,
тарелка с супом, крекеры, нож с вилкой...
Но трехлетний мальчик все время оставался на месте.
Когда старый слуга в потертом мундире пришел забрать меня, язык уже
меня не слушался, горло страшно болело и слова выходили тихим шепотом. В
ту ночь мне приснился маленький мальчик, гонявшийся то за одним из
предметов, появлявшихся в комнате, то за другим. Его личность странным
образом смешалась с моей и личностью моего отца таким образом, что я был
одновременно наблюдателем, наблюдаемым и кем-то третьим, чуть ли не
наблюдателем за первыми двумя.
На следующую ночь я заснул сразу же, как только мистер Миллион
отправил нас в постели.
Я только удивился, что мне так страшно захотелось спать. Но сон мой
был чуток, я сразу же проснулся, когда в нашу спальню вошел старый слуга.
Но не я должен был вставать с постели, а Дэвид, я же сделал вид, что сплю,
поскольку очень боялся, что, заметив, что я не сплю, слуга поднимет и
меня. Украдкой я наблюдал, как брат одевается и пробует привести в порядок
шевелюру. Не знаю, когда он вернулся, ибо спал мертвым сном. Мы не могли
поговорить друг с другом до тех пор, пока не остались одни за завтраком.
Он рассказал мне, что провел полночи так же, как и я, и видел те же самые
голограммы - деревянного солдатика, котенка, миску супа, - и так же, как и
я, должен был говорить без перерыва.
Единственной разницей было то, что отец спросил меня об имени.
Дэвид посмотрел на меня ничего не понимающими глазами, кусок рта
застыл на полдороге к его рту.
- Как он тебя называл? - спросил я еще раз.
- Дэвид. А что?
Я ничего не мог понять.
Свидания с отцом изменили ритм моей жизни. Распорядок, который я
считал незыблемым, нарушился. Наша жизнь изменилась, хотя мы с Дэвидом,
кажется, в то время почти не сознавали этого. Закончились игры и
разговоры, которыми мы занимались раньше. Брат все реже вырезал флейты, а
мистер Миллион позволял нам спать подольше. Кроме того, мистер Миллион
начал выводить нас в парк, где был тир и спортивные площадки.
Этот небольшой парк находился рядом с домом.
С одной стороны его ограничивал канал. Пока Дэвид стрелял из лука в
мишени или играл в теннис, я часто сидел на краю канала и смотрел на
спокойную воду.
Временами я ждал, когда появятся большие белые корабли с острыми, как
клюв зимородка, носами и с четырьмя или даже пятью мачтами. Время от
времени их притаскивали из порта в город на разгрузку, используя для этого
упряжки из множества волов.
Летом, когда мне исполнилось одиннадцать или двенадцать лет, нам
впервые позволили остаться в парке во время заката солнца.
Мы сидели на высоком, покрытом травой берегу канала в ожидании
иллюминации. Едва закончился первый, вступительный полет ракет в полумиле
над городом, как Дэвиду сделалось плохо. Он наклонился к воде, его начало
рвать. Тем временем красные и белые звезды пламенели над нами, заполняя
все небо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23